– Не в этом дело, Александр Игнатьич! Ваш проект – замечательный. Но разве камень преткновения в Администрации? У нас у всех связаны руки Думой! Ведь чтобы разоружить тысячу баллистических ракет, надо провести голосование за ОСВ-2! А депутаты на это никогда не пойдут. Из патриотических побуждений…
– Но неделю назад вы были уверены, что мы получим постановление правительства и найдем рычаги давления на Думу! – вколачивал, как гвозди, фразы Серебровский.
– Неделю назад еще не надвигался финансовый кризис! – задергался Завалишин. – Правительство твердо стояло на ногах, а не балансировало над пропастью.
– А вы собирались с этими гнилыми бумажками ГКО баловаться до конца жизни? – ядовито осведомился Сашка. – Эта гнойная пирамида была обречена с самого начала!
– Неужели вы думаете, Александр Игнатьевич, что мы тут не понимаем пороки внутренних заимствований? – вздымился вице-премьер. – Но нет выхода – налоги не собирают, производство нерентабельно, почти все убыточно…
Сашка откинулся на стуле, положил ногу на ногу, посмотрел на него в упор:
– Это вы правы – все невыгодно. Меня удивляет, откуда берут средства печатать деньги – по идее, все они должны быть разворованы по дороге на Монетный двор…
– Н-да-тес, проблема эта у нас существует, – государственно-озабоченно вздохнул Завалишин, поправляя золотистый двухсотдолларовый галстук «Ив Сен-Лоран». – Что касается компьютерно-космического проекта, думаю, надо решать его по частям, а не весь сразу.
– Поясните мысль? – строго спросил Сашка.
Лысина Завалишина стала накаляться красным светом – он вдохновлялся на глазах:
– Проект ведь действительно космический – в прямом и переносном смысле! Он должен ввести Россию в новую коммуникационную эру! И правительство настроено весьма позитивно. Но вы, Александр Игнатьич, должны считаться с реальными трудностями сегодня! Нужно немного повременить в части юридического оформления – необходимо провести через Думу закон ОСВ-2, уточнить статус государственного участия. Я не сомневаюсь – проект обязательно будет реализован…
– Вы полагаете, что Билл Хейнс и я вложим девять миллиардов долларов в затею, гарантированную патриотизмом наших депутатов и доброй волей правительства? – с интересом спросил Серебровский.
– Александр Игнатьич, голубчик, но ведь ни вы, ни хозяин «Макрокомпа» не должны сразу же инвестировать такую огромную сумму! – нашелся Завалишин. – Пока будут решаться процедурные вопросы, у вас возникнет тьма подготовительных работ.
– Интересно знать – кто гарантирует мне надежность инвестиций на предварительные работы? Вы представляете, сколько это стоит?
– Если хотите, я могу сегодня же дать вам и Хейнсу письмо с заверениями о заинтересованности российского правительства в осуществлении проекта.
– Ну что же, – вздохнул Сашка. – Как говорят симпатичные начитанные испанцы Ортега и Гассет – лучше синица в руке, чем утка под кроватью…
– Испанцы знают, что говорят. – Завалишин весело засмеялся – он знал Хитрого Пса хуже, чем я, и ошибочно решил, что самая неприятная часть разговора позади, дело сделано, в смысле – разрушено.
Я смотрел на Сашку и по его лицу читал ясно, что Завалишин ему дело не сломает.
А тот плел какую-то гуманитарную чепуху о значимости проекта для страны, о неостановимости прогресса, о почтовых трубачах Турн и Таксис и переписке Одоевского с Пушкиным.
Сашка встал, протянул вице-премьеру руку для прощания и грустно сказал:
– Рейган ошибался, Россия – не империя зла, Россия – страна бесконечной печали…
Не понимая, куда он клонит, Завалишин осторожно переспросил:
– Да-а?
– Ни один из сталинских министров никогда не слышал електрических разговоров и понятия не имел об Одоевском… – И, не давая Завалишину возникнуть, упер в его тщедушную грудь указательный палец: – Сегодня же переговорите с премьером Кириенко. Мне надо с ним встретиться незамедлительно. Договоритесь об этом. Пожалуйста…
Серебровский проследовал через приемную, ни на кого не глядя, не отвечая на приветствия толпящихся просителей, ни с кем не прощаясь. Петр Петрович распахнул дверь в коридор шириной со Старый Арбат, и Хитрый Пес вышел, сопровождаемый нами, двумя бессмысленными статистами, театральными куклами, которым он даже ниточки поленился привязать, ибо знал только один жанр представления – театр одного актера.
И плюнул на алую ковровую дорожку.
– Профессор метафизики Хосе Ортега-и-Гассет, если бы не помер давным-давно, сказал бы сейчас: «Градоначальник города Глупова Топтыгин, собственно, не то чтобы был зол, а просто так – скотина», – сообщил нам Сашка.
Петр Петрович спросил:
– Александр Игнатьич, он что – струсил? Или денег хочет?
Сашка передернул плечами:
– Наверное, и то и другое. Но дело не в нем. Завалишин просто изрядный прохвост и заурядный дурак. И ввязался в игру не по его умишку. И не по его силенкам…
– То есть? – не понял Петр Петрович.