Надо спешить. Он встает каждый день в три утра и садится за работу. Его дом завален книгами, недостающие доставляют из Ленинской библиотеки. Еще недавно он позволял себе прогуливаться в Лосиноостровском парке. Потом заменил свой моцион променадом по бульвару. Теперь раз в два дня выходит посидеть на скамеечке у подъезда. По хозяйству ему помогает медсестра из собеса. А жена Агата Петровна, с которой они вместе уже 70 лет, умирать собралась. Иван Прокофьевич отговаривает. Надо погодить до триумфа, увидеть собственными глазами, как победно завершилась его многотрудная жизнь…
Он родился в деревне Курдюки на Тамбовщине. Как и старшего брата, назвали Иваном. Прихоть вечно пьяного сельского батюшки, который всех детей в округе по веселому куражу нарекал своим именем. С восьми лет Иван сам добывал себе на хлеб. Сначала милостыню просил, потом подпаском устроился, до пастуха дорос.
В 1920 году антоновцы зарубили всех местных комсомольцев. К Шарапову пришли дружки Иван Пятибратов и Иван Цепин, предложили восстановить комсомольскую ячейку. Иван Шарапов стал комсомольцем, поступил в Тамбовскую губсовпартшколу, был бойцом ЧОНа. Вступил в ВАПП, писал стихи, очерки. В 1925 году участвовал в литературном суде над погибшим Есениным, был адвокатом и проиграл.
Опять губсовпартшкола, преподавание в техникуме, учеба в институте. И работа в агитпропкабинете, где скапливались книги на любой вкус. Но книги, как известно, читать опасно – во многой мудрости многая печаль. Прочитал «Майн кампф» и с ужасом нашел почти точные соответствия с трудами Маркса, которые, кстати, мог цитировать по памяти страницами. Основателю коммунистического учения не нравились славяне, румыны и черногорцы, а эмансипацию евреев он понимал как «эмансипацию общества от евреев». Стал Иван обращаться за разъяснением к вышестоящим товарищам – они шарахались. И тогда угораздило написать Горькому. Реакция была такая, что незадачливый философ помнил о ней всю жизнь.
Наконец предложили выбраться из тайги, да и самому казалось, что гроза миновала. С 1947 года Шарапов заведовал кафедрами в Иркутске, Орджоникидзе, Донецке, Перми. Приобрел известность в научных кругах. Написал основополагающий труд «Элементы-примеси в комплексных рудах», где впервые в геологии пытался применить математический аппарат, а также проводил утвердившуюся ныне в умах мысль о хищнических способах разработки природных богатств.
Наступила «оттепель», налетели разоблачения. Шарапову, который долгие годы не высказывался на общественные темы, стало невмоготу. И он сочинил историко-философскую работу «Новый класс». Еще не зная Джиласа, Шарапов рассуждал о всесилии номенклатуры и эксплуатации ею других слоев советского общества. Он сформулировал первый признак номенклатуры – презумпция неподсудности.
Тогда же Шарапов стал рассылать письма советским писателям, кого читал и уважал. В этих письмах он высказывал сомнения в отношении социалистического реализма, подрывая тем самым устои ремесла. Семь писем неведомыми путями попали в КГБ. Стало известно в органах и о преступных измышлениях «Нового класса», и о дневнике с записями, порочащими строй. Решающее слагаемое – московские ученые из Института геологии рудных месторождений вместо рецензии на «Элементы-примеси», которую испросил Шарапов, направили донос в КГБ, будто в этой книге разглашаются секретные данные и содержится умышленный поклеп на советскую горную промышленность.
Мытарства вольнодумцев в СССР неповторимо трагичны, что удивительно при скудном однообразии внешних сюжетов. Тюремная одиссея доцента Шарапова прошла по таким печально знаменитым местам, как Институт судебной психиатрии имени Сербского и Дубровлаг в Мордовии. Его душевное равновесие не поколебали, признали здоровым и приговорили за антисоветскую пропаганду к 8 годам лагерей и 5 годам запрета на преподавательскую работу. Суровость приговора вызвана еще и тем, что Шарапов не покаялся, вину не признал, а все твердил, что выступал против линии партии, а не против государства.
В тюрьме Иван Прокофьевич, уже зрелый человек, узнал много нового. Нигде он не встречал так много настоящих русских интеллигентов. Благодарен врачам из Прибалтики, которые спасли ему жизнь. Благодарен канонику из Эстонии за душевные разговоры. Многие замечательные люди, попавшие в Дубровлаг, пожертвовали своим благом ради того, как понял Шарапов, чтобы рассеять хотя бы одно заблуждение в народе. Но озлобленный и тысячу раз обманутый народ, и это он понял, бросал в них камни и выдавал КГБ. Тогда Шарапов подумал, что не честнее ли ему было прямо заявить о своем неприятии социализма, бороться со строем в открытую? Но его друг, здоровенный атлет Олексий Тихий, так и поступал, даже в лагерях, – и умер в карцере.