Умопомрачение

– Я ознакомился с материалами, – сказал следователь, подавляя зевок. Вера подумала, что, наверное, ему только вчера объявили о командировке. И он ночным поездом выехал в Москву. Это самый удобный поезд. Вечером сел, утром на месте. В дороге, конечно, почти не спал, читал документы, справки, заключения экспертов, потому и мутноватый взгляд, и мешки под глазами. Но всё равно он был чертовски хорош. С годами он стал матёрей, увереннее в себе, «набрал весу», как говорила Верина мать. Марья Ивановна каким-то чутьём догадывалась, что дочь не очень счастлива в браке и любила повторять, что мужик – овощ долгой зрелости. В молодости, былинка, а чем старше, тем стебель у него крепче. Как нальётся соком, гляди в оба, что его другая не увела. Но Вера не могла представить себе, что Денис когда-нибудь из цыплёнка превратится в мужчину. К тридцати годам у него разве что брюшко появилось, а шея, руки, ноги остались тонкими, как в год их женитьбы. И волосы стали вылезать. Лет через пять – шесть лет точно бы облысел. Но маска его лица с годами не менялась. Маска душевного улыбчивого паренька, мальчика из хорошей семьи. Одна Вера знала, что Денис, в самом деле, злой, упрямый, истеричный и мстительный…

– Я ознакомился с вашим делом, Вера Сергеевна, – повторил Правдин. – Прочёл показания Левицкой. Она утверждает, что вы были идейным руководителем вашего преступного сообщества. И объясняет это так. Вы образованная женщина, с опытом работы в органах. Левицкая и Гаврилова простые зечки. Вы изобретали различные способы обогащения, а они буквально смотрели вам в рот и действовали по вашей указке. И выглядит правдоподобно. Левицкая проститутка и мелкая воровка, Гаврилова слишком молода, чтобы быть главной в вашей тройке. Значит, вы?..

Вера подняла голову. Глаза у Правдина были светлые с ободочком, а брови и ресницы тёмные. И густые русые волосы. «Он никогда не облысеет», – подумала Вера и сказала:

– Значит, я.

– Странно, – Правдин встал, открыл форточку, вынул из кармана пачку недорогих сигарет, распечатал и предложил Вере. Она схватила сигарету. Он поднёс ей зажжённую спичку. Вера быстро и жадно закурила. Следователь хотел тоже закурить, но потом вспомнил, что бросил, закрыл пачку и убрал обратно в карман. – Странно, потому что по психотипу вы вовсе не лидер. Левицкая, впрочем, тоже. Остаётся… Гаврилова? – он вопросительно посмотрел на Веру.

Она отрицательно затрясла головой.

– Нет, не Гаврилова, я, – торопливо убеждала она. – Костя – ребёнок. Вы о ней ничего такого не думайте. Я, я одна во всём виновата. Все идеи были мои. Девчонки делали, как я говорила. И мужа тоже я… – Вера раздавила окурок в пепельнице и сникла.

– И всё-таки мне непонятно, – продолжал рассуждать Правдин, расхаживая по кабинету. – Мне непонятно, как перспективный работник следственных органов, добропорядочная женщина встала вдруг на преступный путь? Всё у неё было. Семья, работа, надёжный муж, дом – полная чаша. Чего не хватало? Романтики? Острых ощущений?

Вера промолчала.

– А впрочем, «Такое есть на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам!» – продекламировал Правдин, вздохнул и вернулся к столу.

Первый допрос был коротким. Заметно было, что следователь устал с дороги и спешит. Вера подумала, что у него, наверное, куча дел. Представиться начальству, устроиться в гостинице, может быть, на экскурсию съездить или сходить в музей. Это помимо работы. Работа на первом месте. Она представила себе, как вечером Правдин принимает душ, как ложится в постель, на свежее казённое бельё, и перед сном звонит домой, в Питер, любимой жене и деткам. «Здравствуй, милая. Как прошёл день? Как наши крошки? Не шалили? А кушали хорошо? А какие у них сегодня отметки? Поцелуй их за меня. Передай, что папа их любит. И тебя, конечно. Тебя в первую очередь. Чмок, чмок, чмок…»

Глава третья

Севастьянова в ту ночь никак не могла заснуть. Она понимала, что первый допрос был ещё не допрос, Правдин только присматривался к ней. Завтра будет настоящий разговор. И она знала о чём, о ком. И думала, что ей отвечать на вопросы следователя. Будь он женщиной (только не Крашенинниковой), она могла бы честно рассказать, как всё было. Но откровенничать с мужчиной?.. Вера знала, что представители другого пола брезгуют такими, как она, презирают. «Ну, и пусть, пусть, – думала она. – А что было, то было. Я ни от чего не отказываюсь».