Умри со мной

– Моя мама… Ты же помнишь, что она была в отпуске? У неё возникли проблемы в аэропорте Сиэтла, ничего серьёзного, просто бюрократия. В общем, мне нужно было срочно передать ей кое-какие документы.

Мне кажется, я несу полнейший бред, но это единственное, что я могу придумать, исключив все магические подробности.

– Знаешь, что больше всего странно во всей этой истории? – Кэтрин наконец останавливается и смотрит на меня. Она откидывает прядь длинных волос с плеча и выпрямляет спину. Ей отчаянно хочется сохранить достоинство, произнося следующие слова: – Ты пропала из школы одновременно с новенькими. И если Крис меня мало интересует, то Колдер – даже очень. Он точно так же, как и ты не отвечает мне ни в фэйсбуке, ни в снэпчате, а его телефон недоступен. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Этого разговора я и боялась. Кэтрин не волновало моё отсутствие в школе, её волновало лишь отсутствие меня с Колдером.

– С чего бы мне об этом знать?

– Вот ты где, детка! – Вокруг талии Кэтрин смыкаются мужские руки. Парень разворачивает девушку к себе и накрывает её губы быстрым и грубым поцелуем. Она даже не успевает опомниться.

Я тоже.

Это Колдер.

Я стою и просто смотрю, как мой любимый человек целует другую девушку прямо на моих глазах. Мир начинает плыть и сгущаться в разноцветную массу. Я почти уверена, что сошла с ума или попала во временую петлю, когда Колдер только появился в школе, и между нами ещё ничего не было. Как он здесь оказался?

– Где ты был, чёрт возьми! – возмущается Кэтрин и шутливо бьёт его кулаком в грудь. В её глазах сверкает улыбка, хоть она и пытается надуть в недовольстве губы.

– Нужно было отлучиться из города, – без подробностей отвечает он. Затем наконец замечает меня. – Привет, Мэд, как жизнь?

Я не считаю нужным что-либо отвечать и, обойдя парочку, ухожу прочь. Обида и боль разрывают изнутри, мне не хватает воздуха, а глаза начинают застилать собирающиеся слёзы. Я не могу позволить себе заплакать. Но я плачу

. Забегаю в туалет, чтобы скрыться от поедающих глаз и давящего шума. Я прислоняюсь спиной к кафельной стене, пытаясь почувствовать отрезвляющий холод, но я не чувствую ничего. Кроме внезапно вибрирующего телефона в заднем кармане джинсов. Смотрю на экран и вижу оповещение о том, что я сошла с ума.

«Мэд, ты в порядке?»

«Куда ты убежала?»

Сообщение от «Любимый».

Он даже не сменил номер телефона.

Дрожь поселяется в каждом пальце моих рук. Я едва не роняю телефон. На трясущихся ногах делаю шаг к умывальнику, потому что мне кажется, что меня вот-вот вырвет. Чёрная дыра на белой керамике утопает вглубь и тянет меня за собой.

Мне нужно взять себя в руки. Стоит только подумать о том, что мне предстоит идти в администрацию, объяснять, почему я опоздала на урок, получать допуск, снова идти в класс, оказываться у всех на виду… Новый спазм скручивает мой желудок. Нет. Пора идти на урок.

Я проскальзываю в класс вместе с последней парой ребят и занимаю своё привычное место. Кэтрин уже сидит передо мной. Надеюсь, она не обернётся.

Она оборачивается ко мне.

– Эй, куда ты пропала? – звенит она приторным голоском. С появлением Колдера её настроение взлетело вверх. Её вопрос почти тот же, что в первый день появления ребят в школе. Я хочу проснуться из этого кошмара.

– В туалет, – отвечаю я не глядя на неё.

– Как ты себя чувствуешь? – В интонацию девушки закрадываются ноты сомнения. – Выглядишь бледной. Я имею в виду… больше, чем обычно.

– Я в порядке. – Мне приходится посмотреть на Кэт, чтобы добавить убедительности своим словам.

Она пожимает плечами и отворачивается. Машинально бросаю быстрый взгляд в сторону Колдера, прежде чем осознаю это. Он наблюдал за нами всё это время. Наблюдал за мной. Меня обдаёт кипятком, и я поспешно топлю глаза среди букв открытой на парте книги.

На остаток дня я становлюсь призраком и скитаюсь из кабинета в кабинет, стараясь не попадаться никому на глаза. Сообщений от Колдера больше не было. Как и от Кэтрин. Я решаю, что это к лучшему – одной мне будет спокойней пережить последний год и уехать в колледж, где я никого не буду знать. И никто не будет знать меня.

В этот вечер я впервые за долгое время сажусь рисовать. Внутри, где-то под слоями боли и обиды, меня обжигает гнев. Я злюсь на саму себя, на свою глупость/наивность/никчёмность. Карандаш лежит в руке древним стволом дерева, массивным и неповоротливым, не желающим, чтобы тревожили его мшистый покой. Но я упорно вожу грифелем по бумаге, рисуя острые черты лица. Постепенно они превращаются в меня. В ту, какой я себя вижу и чувствую. Погасшие глаза, тени под ними, впавшие щёки, опущенные уголки губ. Пустая и серая.