Умри, старушка!

— Спайк, а ты там? У У.? — Лебедю сейчас не до зубоскальства, он что-то стремительно комбинирует, аж в трубке трещит.

— МммДааа! Но в планах у меня уезжать, и как можно скорее. Что-то мне здесь экология не: нравится! Хреновая, прямо скажу, экология!

— Стос. Спайк. Ты. Должен. Остаться.

— Благодарю за честь. А не пойти ли вам, дорогой мой человек, на болт?

Сорок минут я, по договоренности с Лебедем, отлавливал наших у выхода из метро. И когда нас собралось около 15, отправились на точку стрелы, где нашли еще пятерых. До стрелы оставалось 15 минут, и за эти пятнадцать минут нас не прибавилось ни на йоту. Значит, Лебедь успел обзвонить и застопить свою бригаду и простых (точнее, ох не простых!) акционеров. Теперь все покатится по нашему плану. Лебедь — Боец, опытный и умный.

Что не отменяло моего мандража. Мы почти не разговаривали, да и из собравшихся пар- | ней я знал-то от силы половину. Мы курили одну за другой и беспрестанно смотрели на часы. В руках парней не было аргументов, и всего два или три стекла на моб. Это тоже часть сегодняшнего плана, и она тоже уверенности не добавляет. У одного из парней в кармане запищал пейджер.

И тут же, словно ззум пейджера был неким сигналом, раскатился, отражаясь от гулких стен пустых домов, низкий вой, а пространство в 10 метров между двумя соседними домами заполнилось плотной массой бегущих людей. Невозможно их было сосчитать (но МНОГО!) или выделить из общей массы чье-то лицо — это было одно многорукое многоногое существо. Гидра, жаждущая нашей крови.

8 секунду мы поднялись и встали плечом к плечу. У нас оставалось не больше 10-ти таких же секунд, каждый знал: самое страшное — первый напор, и шанс выжить есть только у всех вместе. Поодиночке у нас нет шанса. Я что-то ору: «!!!!!!!!!!!!!СТОЯТЬ!!!!!!!!!!!!!!!»

9 секунд — вой/рев перерастает все и вся и заполняет ВЕСЬ воздух.

8 секунд — и небо покрывается черными росчерками летящих бутылок и камней. Падающие бутылки оглушительно лопаются, разбрызгивая острые грани, но пока — ни одного попадания.

7 секунд — сразу два парня слева от меня падают. Одному камень засветил в лоб, и он свалился, как мешок с говном. Второму бутылка попала в плечо, разбилась, и щека и шея бойца мгновенно покрылись полосками крови. Он опустился на одно колено, закрыв лицо руками и бешено матерясь. У него есть 7 секунд. Мышцы на ногах начинают подло подергиваться.

6 секунд — колени дрожат. Что это? Я не боюсь! Не боюсь!!! А дрожь передается вверх, затряслись плечи и спина. Я НЕ БОЮСЬ!!!! «Стоим! Парни, СТОИМ! Ооул! Эз Уан!!!!!» — кто-то кричит. Может, это я. Гидра — в 40 метрах.

5 секунд — справа от меня стоит совсем молодой боец, ему лет 16, и я краем глаза вижу, что по его бумажно-белому лицу пробегает влажная струйка (я даже успеваю схохмить; «Хорошо, что не по ноге!»), а руки, согнули перед грудью, дрожат мелкой дрожью. Черная полоса перед глазами — и еще одна бутили брызгает осколками на мои джинсы. Меня колотит. Стоять!!!

4 секунды — я выхватил из кармана кастет и поднял руки к лицу.

3 секунды — Лебедь опоздал!!! Как только я это понял, тряска в коленях прекратилась, и л чуть согнул их, готовясь к первому удару. Сейчас, господа, нас будут бить, возможно, даже ногами. Враги в 20 метрах, и я скрещиваюсь глазами с бегущим на шаг впереди невысоким пареньком с палкой в руке.

2 секунды — 15 метров. По земле пробегает дрожь, растянувшаяся резина времени лопается, и время останавливается. Из арки одного из домов, вылетает бригада Лебедя, прямо в бочину гидре. Они не издают НИ ЗВУКА, появляются Летучим Голландцем. И у каждого в руках железный прут или палка. У Лебедя — ремень, намотанный на кулак, так что пряжка болтается как кистень.

1,5 секунды — наши сминают туловище гидры, и первые жертвы летят в пыль, под ноги своим и чужим. Голова гидры по инерции продолжает лететь на нас, но она лишена ударной массы, и наша группа срубается с ней. Я почти приседаю и, согнувшись, прыгаю вперед. Палка ломается, не причиняя даже боли, о мою макушку, и я, распрямляясь, луплю кастетом в чью-то челюсть. Его голова запрокидывается так, что кажется, будто он ударился затылком о свою спину, кожа на подбородке широко расползается, и брызги летят веером. Бегущий следом крепыш налетает на меня, но за мгновение до нашего столкновения о его голову разбивается бутылка, которую кинули, кажется, его же бойцы. Я успеваю заметить, как у него закатываются глаза и он оседает.