Они были одновременно родоначальницами музыкальной революции и небывальщиной. Во всех прочих местах на их инструментах могли играть только мужчины. «Они поют, словно ангелы, играют на скрипках, флейтах, на органе, гобое, виолончели, – писал потрясенный французский политик. – Иными словами, им не страшен никакой инструмент».
Другие современники были менее дипломатичны. Так, британский писатель-аристократ Гестер Трэйл сетовал: «Вид девиц, пиликающих на контрабасе и дудящих в фагот, не доставил мне большого удовольствия». В конце концов, в ту пору «женщинам подобало» играть на инструментах вроде клавесина или стеклянной гармоники.
Зато король Швеции пришел от «дочерей хора» в совершеннейший восторг. Известный авантюрист Казанова был потрясен переполненными залами. Один суровый французский критик особенно отмечал одну скрипачку: «Она – первая представительница своего пола, осмелившаяся бросить вызов успешным состоявшимся артистам». Даже те из слушателей, кто явно не выказывал готовности покровительствовать искусствам, были тронуты. Франческо Колли писал об «ангельских сиренах», превзошедших «даже самых возвышенных птиц» и «распахнувших пред слушателями врата Рая». Эта похвала особенно неожиданна, поскольку Колли был официальным книжным цензором Венецианской инквизиции.
Лучшие из «дочерей» прославились на всю Европу. Среди них была Анна-Мария делла Пьета. Один немецкий барон назвал ее ни больше ни меньше «первой скрипкой Европы». Председатель парламента Бургундии заявил, что ей «не было равных» даже в Париже. Отчет о расходах, составленный Вивальди в 1712 году, свидетельствует о том, что он потратил двадцать дукатов на скрипку для шестнадцатилетней Анны-Марии. Пожалуй, эту сумму легко можно счесть эквивалентом помолвочного кольца; сам же Вивальди заработал ее за четыре месяца. Из сотен концертов, написанных им для figlie del coro, двадцать восемь сохранилось в «записной книжке Анны-Марии». На кожаной обложке алого цвета – цвета Венеции – изящными золотыми буквами выведено ее имя. Концерты, написанные с главной целью – подчеркнуть вершину ее таланта, полны энергичных пассажей, для исполнения которых необходима одновременная игра разных партий на нескольких струнных инструментах. В 1716 году Анна-Мария и другие «дочери» получили заказ Сената на более интенсивную артистическую деятельность, дабы призвать милость Божью на венецианскую армию, которая тогда сражалась с Османской империей на острове Корфу (во время осады венецианская скрипка и вовремя разразившаяся буря оказались сильнее турецких пушек).
В 40-х годах восемнадцатого столетия Анна-Мария достигла среднего возраста. Тогда-то с ней и познакомился Жан-Жак Руссо. Философ-бунтарь, вдохновитель французской революции, был также и композитором. «Из Парижа я привез с собой национальную предубежденность против итальянской музыки», – писал Руссо. И все же он признал, что музыка, которую играли
Однако было нечто, что повергло Руссо в отчаяние: он не видел женщин. Они играли за занавесом из тончайшего крепа, свисавшего поверх кованой железной решетки, в высоких церковных ложах. Слышать их можно было, но лишь тени их угадывались из-за занавеса. Эти тени изгибались и колыхались в такт музыке, словно силуэты в водевиле. Решетки «скрывали от меня их ангельскую красоту, – писал Руссо, – и я ни о чем больше не мог говорить».
Однако он говорил об этом так часто, что в конце концов рассказал одному из видных покровителей «дочерей». «Если уж вы так жаждете увидеть наших девочек, – сказал тот Руссо, – мне будет легко удовлетворить ваши желания».
Руссо и в самом деле обуяло желание. Он не оставлял в покое этого человека до тех пор, пока тот не устроил ему встречу с музыкантами. И там Руссо, чьи бесстрашные письмена подвергнут запрету и сожгут до того, как они удобрят собой почву демократии, совершенно потерял терпение. «Когда мы вошли в залу, где были мои долгожданные красотки, – писал он, – я ощутил любовную лихорадку, какой никогда прежде не испытывал».
Покровитель представил женщин – чудесных сирен, чья слава, словно травяной пожар, распространилась по Европе, – и Руссо был поражен. Тут была София – «ужасная», написал о ней Руссо; Катина, «у которой был всего один глаз»; Беттина – «чье лицо было полностью изуродовано оспой». «Едва ли хоть на одну из них можно было смотреть без содрогания», – заключил Руссо.
Недавно об одной из лучших певиц написали такие строки: «На левой руке ее нет пальцев, как нет и левой ноги». Эта заслуженная артистка была «бедной хромой женщиной». Прочие гости оставили еще менее лестные отзывы.