Университет

Во вторник занятия у Эмерсона заканчивались поздно. По вечерам он читал курс современной литературной критики. И хотя в прошлых семестрах этот курс доставлял ему удовольствие, потому что всегда привлекал знающих толк в литературе студентов, знакомых с последними тенденциями и теориями и жаждущих поучаствовать в бурных дискуссиях, в этом семестре курс, казалось, состоял из заскорузлых математиков и инструкторов по физкультуре. То есть студентов, которые не только не понимали литературу, но и активно ее ненавидели.

Сегодня Йен вновь убедился, что практически никто в аудитории не прочитал заданные произведения, и хотя его так и подмывало отправить всех по домам до тех пор, пока они не выполнят всех указанных в программе заданий, какая-то извращенная часть его разума решила сделать прямо противоположное. Поэтому он отчитал все положенное ему время, не оставив ни минуты для обсуждения, каким бы интересным оно ни могло оказаться, и даже задержал всех, закончив лекцию в десять вечера, то есть на пятнадцать минут позже положенного.

Его бросало в дрожь от того, что рассказал накануне Бакли: точно то же самое происходило у него на семинаре по Чосеру – полное отсутствие интереса и отторжение. Это здорово его беспокоило. Здесь уже проглядывала какая-то система. А он не любил систем.

Со Злом гораздо легче бороться, когда оно бессистемно.

Йен постоянно возвращался к этому слову. Зло. Оно уже давно вышло из моды, даже в современной литературе ужасов, став, по-видимому, фактором культурного релятивизма в эти пост-клайв-баркеровские[69] дни, но в данном случае подходило как нельзя лучше. Он не был уверен, что разделяет иудейско-христианскую концепцию Зла, эту ничтожную и очень сильно персонифицированную веру, которая считала тривиальные человеческие слабости, такие как обжорство и гордыню, смертными грехами. Это ему явно не подходило. Но любое намеренное убийство или причинение страданий он, без всякого сомнения, считал злом.

А Университет убивал и причинял страдания.

Ради, если верить Гиффорду Стивенсу, собственного удовольствия.

Стивенс.

Йен постарался сделать все, что было в его силах, чтобы связаться с этим «психопрофом», как назвал его Бакли, но ему это не удалось. Номер, указанный на последней странице «диссертации», оказался заблокирован, и ему пришлось проделать все, что пришло на ум: начиная от звонков в справочные всех городов, расположенных в округе Ориндж, и кончая звонком в издательство, выпустившее книгу «Борьба со сверхъестественным с помощью огня», и это помимо звонков на Си-эн-эн с попытками выяснить, не записали ли там адрес или телефон Стивенса после истории с университетом в Мехико на тот случай, если им еще раз понадобится помощь специалиста по разрушениям.

Ничего.

Это, в общем-то, его не удивило, но, тем не менее, разочаровало. Стивенс был тем, кто начал всю эту бодягу, – это он завел их всех, а потом благополучно исчез. Вполне возможно, сейчас он находится в одном из университетов, указанных в списке, и пытается сколотить там коалицию против того самого университета. Но Йену казалось странным, что человек, настолько непреклонный и воинственный, каким показался ему Стивенс в первый день учебы, занимается такой ерундой, как записочки, планы и рецепты изготовления бомб или заказы редких книг в местных специализированных магазинах. Ведь это он, кажется, воспринимал ситуацию слишком серьезно и считал ее практически критической, чтобы тратить свое время на такую никому не нужную ерунду.

Может быть, Бакли прав и Стивенс действительно псих?

Йен взял портфель, выключил свет в аудитории и закрыл за собой дверь.

Обычно в это время в холле стояла полная тишина. Насколько он знал, его лекция была последней на этом этаже здания. Но сегодня из помещения недалеко от лифта раздавались звуки скандирования, кто-то отбивал четкий ритм; все это напоминало какой-то ритуал. Эти звуки, в это время и в этом месте – и особенно в нынешней ситуации, – казались зловещими, и у него по рукам побежали мурашки. Шум, пока он шел по тускло освещенному холлу в сторону лифта, становился все громче. Торопясь по коридору, Эмерсон вдруг понял, что они доносятся из все еще освещенной аудитории, в которой Элизабет Сомерсби должна была вести семинар по Лоуренсу.

Но семинар должен был закончиться в девять.

Кто же там сейчас?

Йен подумал, не развернуться ли ему и не направиться ли в противоположную сторону к лестнице вместо лифта, потому что впереди происходит что-то не то. Но любопытство не уступало страху, и Эмерсон продолжал идти на свет. Подойдя ближе к открытой двери, он узнал голос Элизабет, и его первой мыслью была мысль о том, что она просто задержалась и все еще продолжает семинар. Но выпускники не будут скандировать хором, и он задержал дыхание, на цыпочках приближаясь к аудитории.

Остановившись рядом с дверью, прислушался.