Unknown

- Я прекрасно помню, когда. На Рождество. Он спрашивал могу ли я остаться в школе на каникулы.

- Помню. Это было очень неудобно.

- Правда? Интересно, почему он так долго не пишет? Мне нужны книги и пастель для рисования.

- Пастель? Это как раз напомнило мне что, раз ты никак не можешь помочь мне в этом досадном деле, я должна буду уведомить миссис Валанж о прекращении твоих уроков рисования – с сегодняшнего дня. Пожалуйста, обрати внимание, что все материалы для рисования в твоём шкафчике являются собственностью колледжа и должны быть возвращены мисс Ламли. Это что дырка на чулке? Тебе следует научиться штопать, а не играть с книгами и цветными карандашами.

Сара уже дошла до двери, как её позвали назад.

- Я не упомянула, что, если мне не удастся связаться с твоим опекуном к Пасхе, мне придётся принять меры относительно твоего обучения.

Впервые за время разговора в больших глазах Сары что-то мелькнуло.

- Какие меры?

- Договориться с определёнными учреждениями.

- О, нет. Только не это. Не снова.

- Нужно учиться смотреть фактам в лицо, Сара. В конце концов, тебе уже тринадцать. Теперь можешь идти.

Во время вышеупомянутой беседы, миссис Валанж – приезжающую из Мельбурна учительницу рисования, поднимал на станции в Вуденде в двухколёсный экипаж проворный Том. Маленькая леди, по обыкновению нагруженная папкой для эскизов, зонтиком и бочковатым чемоданом, цеплялась за него как утопающая. Содержимое чемодана всегда оставалось неизменным: гипсовая голова Цицерона, для старшеклассниц, завёрнутая во фланелевую ночную сорочку, чтобы не откололся нос в грохочущем мельбурнском поезде; гипсовая нога для учениц помладше; рулон бумаги для рисования; и для себя пара лёгких тапочек с шерстяными помпонами и бутылочка коньяку. (Пристрастие к французскому бренди, если бы о нём зашла речь, было единственным вопросом, мнения по которому у миссис Валанж и миссис Эпплъярд полностью совпадали).

- Ну что ж, Том, - начала общительная и всегда приветливая учительница рисования, когда они въехали на широкую дорогу, затенённую эвкалиптами. – Как поживает твоя возлюбленная?

- По правде говоря, мэм, мы с Минни собираемся уйти от мадам после Пасхи. Нам здесь больше не по себе, если вы понимаете, о чём я.

- Понимаю, Том. Жаль это слышать. Даже не представляешь, что судачат обо всём этом в городе, хотя я, лично, считаю, что эту историю лучше забыть.

- Вы правы, мэм, - согласился Том. – Всё равно мы с Минни до конца жизни будем помнить мисс Миранду и других бедняжек.

Когда экипаж повернул к воротам колледжа, учительница увидела на лужайке свою любимую ученицу Сару Вейбурн и энергично помахала ей зонтиком.

- Доброе утро, Сара! Спасибо, Том, но я предпочитаю нести чемодан сама. Иди сюда, дитя, я привезла тебе чудесную новую пастель из Мельбурна. Боюсь, она дороговата, но думаю её можно будет записать на твой счёт… Ты такая печальная сегодня.

Реакция миссис Валанж на грустную новость об отмене занятий Сары была показательной.

- Бросить уроки живописи? Глупость какая! Меня нисколько не волнует твоя оплата за обучение, учитывая, что ты единственная у кого есть к этому хоть немного способностей. Я сейчас же схожу к миссис Эпплъярд и скажу ей об этом. У нас как раз есть 10 минут перед уроком.

Беседа, происходящая за закрытыми дверями кабинета, не имеет необходимости воспроизводиться в деталях. В первый и последний раз две дамы стояли друг против друга и говорили начистоту. После нескольких взаимных любезностей между ними началась борьба – добродушная маленькая миссис Валанж обрушилась на директрису красочными обвинениями, подчёркнутыми опасно размахиваемым зонтиком; а миссис Эпплъярд, подрагивая от своего обычного спокойствия на публике, становилась всё более необъятной и наливалась пунцом. Наконец, дверь кабинета хлопнула и учительница рисования, моральный победитель, хотя и проигравшая по части профессиональной занятости, стояла со вздымающейся грудью в передней. Снова вызвали Тома, и миссис Валанж, сжимая зонтик и чемодан, со всё ещё завёрнутым в нём в ночную рубашку Цицероном, посадили в экипаж и в последний раз отвезли на станцию.

После недолгой непривычной тишины, во время которой миссис Валанж царапала что-то на клочке бумаги цветным мелком, Тому протянули полкроны и конверт, адресованный Саре Вейбурн, с указанием доставить как можно скорее без ведома миссис Эпплъярд. Том был чрезвычайно рад услужить. Он испытывал к миссис Валанж ту же слабость, что и она к Саре, и имел все намерения вручить письмо на следующее утро, когда ученицы после завтрака собирались на полчаса или час в саду. Однако, неожиданно директриса услала его по поручению, и мысль о письме совершенно вылетела у него из головы.

Несколько недель спустя, наткнувшись на смятое в задней части ящика письмо, которое при свече прочла ему Минни, они ещё полночи не могли уснуть. И хотя, как весьма разумно отметила Минни, зачем теперь травить этим душу? Учитывая обстоятельства, вряд ли стоить винить Тома в том, что письмо ещё не было доставлено.