– Я попросил тебя о том, чего хотел. – Он говорил мне в шею, его дыхание щекотало мою кожу. – И ты дал мне это.
Наконец-то я смог вздохнуть.
– Никто никогда не слушал меня раньше. Только ты. Только ты.
Я прижал его ближе.
– Теперь ты застрял со мной, Илай Кон. Я никогда не смогу быть без тебя.
И это было хорошо, потому что я чувствовал то же самое.
****
Странно переходить от незнания того, как тело Кела двигается под одеждой, к гиперфиксации на леггинсах, обнимающих каждый дюйм его стройных ног, бедер и задницы.
– Мои глаза здесь, наверху, – поддразнил он меня.
– Что?
Он покачал головой.
– Так вот как теперь все будет? Ты не сможешь перестать пялиться на свою новую любимую часть моей анатомии?
– Твои глаза всегда будут моими любимыми, – заверил я его.
Он насмешливо хмыкнул.
– Так и есть, – настаивал я. – Я никогда не встречал никого с такими глазами, как у тебя.
– Ты меня убиваешь, Илай.
И тут меня осенила мысль.
– Неужели то, как я смотрю на тебя сейчас, - это то, как ты смотрел на меня прошлой ночью?
– Да, – пробормотал он, усмехаясь.
– О, так я тебе нравлюсь в этих джинсах, – сказал я, ухмыляясь.
– Да. В этих джинсах ты неотразим.
– Не знаю, как насчет этого, – ответил я ему. – Я не видел, чтобы ты пытался залезть на меня.
– А ты хотел бы это увидеть?
– Хотел бы, но я хочу, чтобы ты сначала поел. Тебе нужны углеводы на будущее.
– Боже, я надеюсь на это, – сказал он со вздохом, и я улыбнулся, потому что человек, которого ты хотел, чтобы он хотел тебя, был совершенно новым, и я был его поклонником.
– Я тут подумал, – сказал я, поглощая спагетти с соусом помодоро, оставшиеся с вечера, которые он разогрел. – В следующий раз я хочу полизать твои соски, потому что всегда считал твою грудь красивой.
Он чуть не подавился баклажанами с пармезаном.
– Что? – спросил я.
– Мне просто нравятся все эти признания.
Я кивнул.
– Мне жаль, что это заняло так много времени.
– Нет, – серьезно сказал он. – Ты должен был понять, как выглядит любовь для тебя, что ты чувствуешь, и это очень важно. Для тебя, я думаю, важен не пол человека, а сам человек. Ты любишь меня не потому, что я мужчина, а потому, что я - это я.
Я кивнул.
– Да. И я люблю тебя, – сказал я, и мой голос на мгновение сорвался. – Ты ведь знаешь это, правда?
– Конечно, я это знаю. Я знаю это дольше, чем ты.
– Это возвращает меня к тому, что я сказал в постели. Я не настолько умный.
– От твоих слов о постели мой желудок затрепетал, как в ночь премьеры.
– Да?
Он быстро кивнул.
– Мне это нравится. Но вернемся к вопросу о сосках. Ты ведь позволишь мне полизать их?
– Да, детка, ты можешь делать все, что захочешь, когда захочешь, – подчеркнул он. – Все, что ты когда-либо хотел сделать, о каких бы извращениях ты ни фантазировал, я твой мужчина, без вопросов.
Я тихонько кашлянул.
– Все, что я захочу?
Он кивнул.
– Мне придется немного подумать.
Он хихикнул.
– Ты сделаешь это.
Тогда у меня появилась мысль, но она не была ни извращенной, ни сексуальной, ни какой-либо другой, а постоянной. Я знал, что меня возбудит, но это было быстро, и я не хотел его пугать.
– Ты молчишь.
– Просто ем, – соврал я, улыбаясь ему.
– Скажи мне сейчас. Дома мы в безопасности. Ты можешь говорить все, что угодно.
– Кстати, о доме... – начал я, улыбаясь ему.
– Я грязнуля, – сказал он категорично. – Ты об этом подумал?
Мне даже не пришлось объяснять, что я хочу, чтобы он переехал ко мне. Он и так все понял. Его разум сразу перешел к этому вопросу, минуя ту часть, где я предлагал, а он рассматривал, мы обсуждали и пришли к тому, чем мы сейчас занимаемся.
– Да, – ответил я. – Я думаю, ты грязнуля, потому что никогда не бываешь дома, а твоя квартира слишком мала. Здесь ты не будешь грязнулей. Ты будешь здесь чаще, и у тебя будет на тысячу ящиков больше.
– По утрам я веду себя тихо, – напомнил Кел.
– И я буду уважать это и не буду тебя донимать, но я также думаю, что нравлюсь тебе больше, чем большинство людей, поэтому ты можешь сделать поблажки, которые сейчас даже не можешь себе представить.
– Это возможно, – прошептал он, уголок его рта скривился.
– Так ты согласишься?
Он кивнул.
– Спасибо.
– Не за что.
– Когда? – надавил я на него.
– Как только закончится дело с Линкольном?
– Хорошо, – сказал я, ужасно довольный им. – И еще, когда ты будешь путешествовать в этом году, если ты не против, я бы с удовольствием договорился, чтобы мы встретились...
– Нет, – поспешно ответил он.
Меня это задело, но я понимал, что, когда он работает, ему приходится думать только о себе.
– Я не буду путешествовать, – объявил он.
Я мог только смотреть на него.
– Я имею в виду, что у меня есть неделя в Копенгагене с Королевским датским балетом, чтобы станцевать для них партии из двух балетов. Это одна из тех вариаций на тему, которые ты так любишь.
– Я просто предпочитаю все целиком, а не лучшие части из многих. Так нет никакого накопления. Нет вознаграждения за то, что высидел скучные части.
Время шло.
– Прости? Ты сказал «скучные части»?
– Да. Некоторые балеты - это скука. Ты же знаешь.
– Конечно, я этого
Я рассмеялся.