Unknown

– Ты выглядишь таким потрясенным, но брось, я дремал во время Spectre de la Rose.

Он уставился на меня, глаза расширены, губы раздвинуты, он в полном ужасе.

– Тебе не было скучно танцевать? Ты выглядел скучающим.

– Я выглядел скучающим, когда танцевал? – повторил он, повышая голос.

Он был ошеломлен, и ему было трудно сохранять спокойное выражение лица.

– Немного.

– Я тебе скажу, что мне было не скучно, я эмоционировал!

Я не мог удержаться от гогота.

– Иди сюда.

– Я не буду этого делать, – заявил он.

– Такой милый, весь надутый и злой.

Он громко вздохнул.

– Знаешь, – начал я, потому что был в ударе. – Когда ты делаешь па-де-катр³², у меня чуть глаза не кровоточат. Счастье, что вы освещаете сцену, иначе я бы потерял сознание.

– Дилетант, – обвинил он.

– Да ладно тебе.

– Как ты смеешь! – закричал он.

Я расхохотался, вставая с барной стойки и проходя на кухню. Он так же быстро скрылся, и через несколько мгновений мы уже поменялись местами.

– Значит, ты едешь в Копенгаген, а потом будешь дома до следующего сезона? – Я хотел убедиться, что правильно расслышал его, но гневная вспышка в его глазах сводила меня с ума.

Не представляю, как я раньше не замечал, насколько он невероятно сексуален. Я всегда подмечал его красоту, его глаза и кожу, его великолепные резные черты лица, но его плотскость, сексуальная привлекательность, знойный звук его голоса и то, как легко он был грациозен, не запечатлелись в моем сознании до тех пор, пока он не оказался со мной в постели. Я как будто спал, а теперь проснулся. Теперь я видел его целиком, и он был ослепителен.

– Я не знаю, – ответил он, выводя меня из транса. – Возможно, у меня появятся новые планы, чтобы сбежать от человека, который считает, что балет - это скучно!

– Не весь, – признал я. – Но согласись, все эти танцующие лебеди - кордебалет, я имею в виду, - это немного затянуто.

Еще один вздох возмущения, и я рассмеялся, бросившись к тому же концу стойки, который обошел. Я надеялся, что он будет одурачен и натолкнется на меня. Мне следовало бы догадаться. Его рефлексы были лучше моих.

– Обычно у тебя все расписано заранее. Почему в этом году не получилось?

– Хороший вопрос, – покровительственным тоном сказал он, и мне захотелось схватить его, прижать к себе и поцеловать до потери дыхания. Он был оскорблен, а я просто хотел восторгаться им. – В этом году я смог сказать «да» Лу, потому что не стал делать то, что обычно делаю, и принимать предложения из сотен, которые мне поступают.

– И почему же? – спросил я, преследуя его вокруг кухонного островка.

– Признаться, в этом году я сомневался, стоит ли уезжать.

– Почему? – спросил я.

– Потому что я безумно люблю мужчину, который не имеет ни малейшего представления о классике!

– Безумно? – Я подманивал его, потому что мне нравилось жить рискованно. – Безумно любишь?

Он проигнорировал меня.

– Полагаю, ты тоже ненавидишь Дон Кихота, – прорычал он мне.

– Нет, он мне нравится. Он очень эмоциональный.

– Хороший ответ, – сказал он, немного сдувшись.

– Ты мне безумно нравишься, – объявил я, уходя вправо. Он легко уклонился от меня, хотя мы трижды обогнули островок, причем он дважды менял направление. – И позволь заметить, что ты в отличной форме.

– Да уж, – хмыкнул он, сузив глаза. – Балерун.

– Ты знаешь, что завтра вечером мы должны пойти в синагогу, – напомнил я ему.

– Я в курсе, – сказал он, не сводя с меня глаз и настороженно глядя на меня.

– Или мы можем пойти в субботу утром, как обычно.

– В пятницу вечером будет лучше, потому что мы сможем поужинать после и выспаться в субботу.

– Так будет лучше, – согласился я, ухмыляясь.

Кел прочистил горло.

– Я решил, что обращусь в веру.

Это была новость.

– Почему? Ты не хуже меня знаешь, что прогрессивные еврейские общины приветствуют межконфессиональные пары. Кроме того, ты уже посещаешь службы вместе с моей мамой, так что какая разница? Наша синагога принимает всех.

– Да, но я уже давно об этом думал, и так я буду ближе к вам обоим, – признался он. – Это то, чего я хочу.

– Это было бы замечательно, но...

– Ты не хочешь, чтобы я обратился?

– Нет, я...

– Потому что твоя мать считает надо – сообщил мне Кел. – Она постоянно об этом говорит.

– Говорит? Моя мать хочет, чтобы ты обратился?

– Конечно, твоя мать хочет, чтобы я обратился, – огрызнулся он. – Она любит меня!

– Любит, - сказал я, понимая, что никогда не обманывал свою мать. Она все время знала, где живет мое сердце.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Потому что ты такой красивый, – прошептал я и увидел, как он, не выдержав, задрожал. Мне нравилось, что мой голос действует на него. – Мне нравится смотреть на тебя.

Кель зарычал на меня, и я захихикал, а потом задыхаясь, указала на балкон.

– Что это? – Я попытался изобразить что-то среднее между испугом и шоком.

Он покачал головой.

– Дилетант.

– Нет? – Я был разочарован.

– Нет.

– А что, если там действительно что-то есть?

– Например? Человек-паук? – Кел сказал, будто я спятил.

– Тебе нравится Человек-паук, – возразил я.