Unknown

—Лавры? Какие лавры? Знаете что, у вас есть гаденькая черточка — капать. Вы иногда капаете от полной души и не замечаете, что капаете яд. Да. Да. Яд. И ступайте, ступайте. Я пока не хочу с вами говорить. Ступайте.

Альтман, улыбаясь, уходя из кабинета, все-таки сказал:

—А лавры-то не отдавайте, учитель мой.

Но как только вышел Альтман, на душе Ивана Ивановича снова появилось что-то сладкое и липкое, как вишневый клей.

«А может, и правда, я дурак? Всю жизнь другим раздаю свои лавры. Ведь в самом деле, Николай Степанович почти совсем не прикасался к делам строительства... Впрочем, тут еще работал Лукин. Ну и что же? Этот же больше разговорчиками занимается! — Иван Иванович почувствовал, что он думает о Лукине неискренне. Верно, он не придавал особого значения работе Лукина.— Проживем и без них — пропагандистов: строительство требует дела, а не слов»,— так он думал, но невольно во всем видел Лукина. Он этого не хотел признавать, как, например, больной, упрямо отрицающий значение медицины, принимающий лекарство и выздоравливающий именно от этого лекарства, однако продолжает твердить: «Медицина. Ну, чепуха какая: это мой сильный организм выгоняет болезнь». Так и Иван Иванович. Он видел, что Лукин, всегда в чистой рубашке-косоворотке, опрятный и собранный, особенно близок рабочим: они идут к нему, советуются с ним, ловят его на строительстве и, попросту обращаясь к нему, говорят: «Григорий Иванович». И вот этот Григорий Иванович так овладел рабочими, что, пожалуй, если он скажет им, что строительный корабль надо повернуть в такую-то сторону, они и повернут. «Однако корабль- то — это мы, строители, а он... Вот те черт... вот так Гриша»,— невольно любуясь Лукиным, иногда думал Иван Иванович... и все-таки считал, что дело не в Лукине, а в них — строителях. А тут еще этот Альтман. Знает, на что капнуть: на раскаленную плиту бензин... и бензин вспыхнул.

- Ну, конечно, что все сделал я... моя работа,— гордо сказал Иван Иванович.

Но сердце снова заныло, и ему стало так нехорошо, что у него, как это бывает у стариков, веки сразу покраснели.

«Ведь я его люблю, Николая Степановича. А этот Альтман. Как все-таки он умеет капать. Нет, сие надо из него выбить... Да, выбить»,— мысленно произнес он.

В эту минуту снова позвонил из госпиталя доктор- знаменитость.

—Я вам забыл сказать,— сердито бурчал он в трубку.— Вы его не нагружайте. Да. Да. И не протестуйте.

Знаю я вас. Нагрузочка, нагрузочка. Сто нагрузок — и посадили на человека слона.

Вот все это и слилось в такой сумбур, что Иван Иванович просто растерялся, особенно после предупреждения доктора-знаменитости.

—Ох, ох! Это уже политика, Надюша,— говорил он, свеся голову на грудь, не видя, что Надя радуется.— Политика. И тут мы с вами ни уха ни рыла. Ну- ка я позвоню идейному человеку,— и позвонил Лукину, говоря: — Да. Да. Вам надо. Вы как партийное идейное руководство, или как там... парторг.

Лукин ответил, что никакого партийного руководства тут не требуется, но что он с удовольствием съездит за Николаем Кораблевым, и вскоре пришел к Ивану Ивановичу. Но, войдя в комнату, как всегда насупленный и мрачный, тут же заговорил о том, что надо бы побеседовать с новой группой рабочих, присланных из Казахстана.

—Но об этом Николаю Степановичу ни-ни. Понимаете, ни-ни,— Иван Иванович даже обиделся, боясь того, что и Лукин начнет «молоть про лавры».

Лукин неожиданно тепло улыбнулся.

—Да ведь этим живем, Иван Иванович.

—Ну? Живете? Эх, ты. За это я, пожалуй, вас и полюблю,— Иван Иванович обнял Лукина, чувствуя под руками его худобу.— Вон вы какой,— одновременно думая и о худобе Лукина и о том, что тот живет строительством, проговорил он.— А впрочем, мы еще Альтмана с собой захватим. Он анекдоты мастер рассказывать. Вот и будем все втроем отвлекать Николая Степановича,— Иван Иванович даже озорно, по-мальчишески подмигнул.

3

На озеро Кисегач они ехали через горы по лесной дороге. Можно было бы отправиться и другим путем, по шоссе, сделав крюк километров в шестьдесят. Но Альтман настоял, чтобы ехали через горы.

—Да посмотрите хоть раз на природу. Вы, Иван Иванович, любите природу только уничтожать: заявитесь, снимете лес, выкорчуете все до основания — и давай завод строить. Вы хоть раз посмотрите на природу как человек,— говорил он, уже сев рядом с шофером, показывая, куда надо ехать.