Unknown

Но Николай Кораблев сам выручил Ивана Ивановича. Не доезжая километра три до строительной площадки, у подножия горы Ай-Тулак, он проговорил:

—Может быть, мы пройдемся? А то я просто отучился ходить. Давайте через Ай-Тулак на площадку...

Они охотно согласились и, отпустив машину с Альтманом, тронулись извилистыми, заросшими, звериными тропами.

6

Солнце выкатилось из-за гор, хлестнуло лучами по деревьям, пало на землю, и все заиграло густыми красками. Леса казались могучими, переплетенными. Вон лиственница — кудрявая и стыдливая, как девушка. Вон сосны-богатыри перемешались с березами, с сережек которых падают капли росы. И все это — деревья, бугры, полянки, весенние озерки,— все горит, переливается ка ярчайшем солнце. А в оврагах, в размоинах, в складках гор то и дело попадаются то слюда, то бурый уголь, то рыжие камни — руда.

—Что вы на это скажете? — подняв рыжий камень, обратился к Лукину Иван Иванович.— Урал — он богат. Его на тысячу лет хватит. Знаете ли, когда-то тут люди из платины лили дробь. Да. Дробь. Уток стрелять.

—Да не может быть? — Лукин даже остановился, с недоверием посматривая на Ивана Ивановича.

—Лили дробь и стреляли по уткам. А по правде сказать, и сейчас еще из платины льют дробь.— Иван Иванович почему-то обозлился, зеленоватые глаза потемнели, губы плотно сжались. Отбросив камень-руду прочь, он почти скомандовал: — Идите-ка за мной,— и сам первый тронулся по мягкой, пружинящей, как пробка, тропе. Он шел быстро, беря крутизны с разбегу, забыв о том, что Николай Кораблев еще болен, вскрикивая, подзадоривая их: — А ну! А ну! Э-э-э,— а когда выбрался на вершину, гладкую, как колено, тяжело дыша, вглядываясь в даль, вдохновенно сказал: — Мы с вами на вершине Ай-Тулак. Я старше вас. И, возможно, я раньше уйду с этой грешной земли. Вам жить. Смотрите отсюда на древние седины Урала. Смотрите и запомните эту минуту.

Они стояли на вершине горы Ай-Тулак. Отсюда было видно, как гряды гор, налезая друг на друга, почерневшие от лесов, уходили в даль Уральского хребта; то тут, то там, сжатые скалами, плескались на солнце озера; а надо всем этим возвышалась, синея далеко на горизонте, гордыня Урала — Еремель. Все было пустынно и величаво.

—Красиво,— проговорил Лукин.

—Для нас, инженеров, красиво — богато. Урал богат. Наши политические деятели послали в этом году сюда киевлян, ленинградцев, москвичей, людей из Поволжья... и Урал по-настоящему встряхнули. Много умных людей приехало сюда... Но дробь из платины еще продолжают лить.

—Ну уж,— возразил Николай Кораблев.— Это у вас, Иван Иванович, сегодня настроение такое.

—Да, да,— чуть не закричал Иван Иванович.— Льют. Будем прямы и честны на вершине этой горы. Льют. Рукавишникова назначили же директором крупнейшего моторного завода. Разве это не то же самое, что лить дробь из платины? Вот вы,— обратился он к Лукину,— главный партийный человек у нас. Почему вверяют такой завод Рукавишникову?

Лукин пристально посмотрел на Николая Кораблева и загадочно ответил:

—Ничего, разберемся, дело будет.

—Но я с вас обоих хотел бы взять клятву, вот здесь, на вершине этой чудесной горы, что вы будете старательно охранять богатства Урала и превращать их вот в такое.— Он торопко побежал еще вверх и, перевалив через грань горы, показал на другую сторону.— Вот в это.

Внизу, у подножия Ай-Тулак, раскинулась огромная долина, вся изрезанная шоссейными дорогами, усыпанная жилыми домами, постройками. По шоссейным дорогам мчались легковые, грузовые машины, по стальным рельсам — паровозы, дымили высокие трубы, и двигались люди во все стороны, как муравьи. А среди всего этого, сверкая на солнце стеклянными крышами, возвышались, словно дворцы, цеха.

—Вот в это надо превращать седой Урал,— сказал Иван Иванович и, выхватив из кармана пакет со штампом Совнаркома, подавая его Николаю Кораблеву, добавил: — И что бы ни было в этом пакете — горе, удар, беда, радость ли,— пусть это ни на секунду не отрывает вас, Николай Степанович, от великой задачи — превращать Урал в красоту для человека.

Николай Кораблев быстро распечатал пакет, прочитал, хотел было улыбнуться, но только отвернулся от спутников и сказал, уже шагая под гору:

—Как будто уже разобрались.

7

Весть о назначении Николая Кораблева директором моторного завода разлетелась по всем цехам, по строительной площадке. И все ждали — в цехах и на строительной площадке,— что он вот-вот явится, чтобы с одними заново познакомиться, а с другими по-доброму проститься. Но Николай Кораблев, решив избежать шумихи, направился не в цеха, а в кабинет Рукавишникова, чтобы принять дела по заводу. Рукавишникова в кабинете не оказалось, тогда Николай Кораблев зашел к себе в контору и срочно начал сдавать дела Ивану Ивановичу.

Иван Иванович не ожидал, что его назначат начальником строительства, и сейчас даже как-то не верил. Смахивая батистовым платком со лба пот, он, волнуясь, говорил:

—Николай Степанович, а это не шутка? Я ведь глубоко беспартийный.

—Разве Совнарком шутит?