upload

меня весь день: то возбуждая, то приводя в состояние паники. Может, физическая боль и

прошла, так же почти исчезли и полосы на спине, но глубоко в душе я разбита. Я очень

старалась быть и делать то, в чем нуждался Доминик, но в итоге он взял больше, чем я

могла дать. И факт в том, что его истязаниям не было извинений, ведь это было гораздо

глубже, чем просто порка. Я любила его и предложила ему себя, а он взял и исчез из моей

жизни, будто его никогда и не было.

Я помню дикость в его глазах, когда он спросил об Адаме. Должно быть, он думает,

что мы вновь сошлись. Ну, он все выяснит довольно скоро, ведь Адам больше не появится

в квартире.

Помимо прочего я заинтригована. Мой раб? Доминик не бывает сабмиссивом.

Знаю, что он начинал в качестве игрушки Ванессы, когда она училась быть доминантрикс,

но потом отказался от этого.

Что-то произойдет, вот только я не уверена, что именно.

Вернувшись домой, я довольно долго принимаю ванну. Тщательно наряжаюсь: на

этот раз не в костюм, а в свое черное платье. Сегодня на мне нет трусиков с дырочками

или нарядов из переплетений, но я надеваю свое самое красивое нижнее белье.

На всякий случай.

Втайне я надеюсь, что он ждет меня, чтобы заключить в свои объятия, поцеловать и

сказать, что он совершил ужасную ошибку, что он вовсе не доминант, а просто

нормальный

любитель-цветов-и-сердечек-и-фантастический-но-лишь-чуток-со-

странностями-сексуальный парень, и что он хочет быть со мной. Это бы за раз решило все

наши проблемы. Но у меня такое ощущение, что этого не случится.

Уже перевалило за 20:30, когда я отправляюсь в будуар. Знаю, что это по-детски:

заставить его ждать, но я не могу удержаться, чтобы не посмаковать небольшую расплату

за то, как он заставлял меня ожидать. Когда я стучу в дверь, мой пульс грохочет, а ладошки

взмокают. В животе тяжким грузом ощущается нервозность. Я жажду увидеть его,

прежнего Доминика, который когда-то мне принадлежал. Но вместе с тем я боюсь того,

что может произойти в будуаре. Я обещала быть сабой, находясь там.

Но на мне нет ошейника, - напоминаю я себе.

Спустя мгновение дверь распахивается в темноту. Я заглядываю за порог и делаю

шаг вперед.

- Доминик?

- Бет, - его голос низкий и хриплый, – проходи в спальню.

Приглушенный свет пробивается в коридор через гостиную. Я прохожу дальше. В

будуаре больше нет низкой лавочки, хотя белая кожаная скамья по-прежнему тут. У

изножья кровати под углом друг напротив друга стоят два кресла. Свет светильников

приглушен. Доминик сидит в одном из кресел, но встает, когда я захожу, его голова

склонена, словно он смотрит в пол.

- Спасибо, что пришла, - говорит он мрачным тоном. – Это больше, чем я

заслуживаю.

- Я хочу услышать, что ты собираешься сказать, - мой голос звучит сильнее, чем я

себя ощущаю. – Я гадала: когда ты собираешься снова со мной заговорить, если вообще

собираешься…

Он поднимает глаза, они настолько пропитаны скорбью, что мне хочется подбежать

к нему, обнять и сказать, что все будет хорошо. Но мне удается держать себя в руках. Я

отчаянно хочу услышать всё, что бы он ни собирался мне сказать.

- Проходи и садись, Бет. Я хочу все объяснить, – он указывает жестом на соседнее

кресло. Когда мы оба устраиваемся, он продолжает. – После нашей последней встречи я

пережил состояние шока. То, что случилось между нами в субботу – как зверски я

поступил – выбило меня из колеи. Мне нужно было уехать на пару дней, чтобы

встретиться кое с кем, кому я мог признаться в том, что совершил, и попросить совета.

- Психотерапевт? – спрашиваю я.

- Нет, вообще-то нет. Скорее, своего рода наставник. Тот, кто периодически

направлял меня на этом пути, чью мудрость и опыт я уважаю и восхищаюсь. Я не буду

сейчас говорить об этом человеке, скажу лишь, что мне дали понять всю серьезность того,

что я натворил. – Его голова вновь печально склоняется, и он складывает руки на своих

коленях, будто в мольбе.

Мое сердце рвется к нему. Он такой красивый в этом полумраке, в отсветах

светильника позади него, и мне хочется прикоснуться к нему, пробежать пальцами по его

лицу и прошептать, что я его прощаю.

Но прощаю ли?

Пока нет. Есть некоторые вещи, которые мне нужно сказать ему, прежде чем

такое сможет произойти.

Он смотрит на меня, при таком освещении его черные глаза похожи на жидкий

уголь.

- Бет, как ты знаешь, существуют правила, которые регулируют такого рода

отношения. Я был очень самонадеянным. Когда мы установили общие правила, я сказал,

что, как мне казалось, смогу прочувствовать тебя и пойму, когда ты достигнешь своего

предела. Я не позволил тебе самой установить границы дозволенного, хотя знал, что тебе

не понравилось подземелье. Теперь для меня очевидно, что я был настроен отвезти тебя