Ураган

— Губернатор заставил его кое-что прочитать по телефону. Так вот, я нашел это. — Августин показал ей книгу: «Тропик Рака» Генри Миллера. — Вот послушай: «Когда-то я думал, что быть человеком — это высочайшая цель, которую может иметь мужчина, но теперь я вижу, что эта цель означает мое уничтожение. Сегодня я могу с гордостью сказать, что я не человек, что я не принадлежу людям и правительствам, не имею ничего общего с убеждениями и принципами. Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода — я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога».

Августин протянул книгу Бонни. Она увидела, что Сцинк подчеркнул красным этот абзац.

— Да, это явно о нем.

— Или обо мне. Когда-нибудь и я стану таким. — Небо начало окрашиваться в пурпурный цвет, над их головами на прохладном ветру парила стая грифов-индеек. В отдалении послышался короткий раскат грома. Августин спросил у Бонни, чем закончился ее разговор с Максом.

— Он возвращается домой один. А ты знаешь, мне показалось, что у меня начинают сдавать нервы. — Бонни достала обручальное кольцо.

Августин подумал, что она собирается либо надеть его на палец, либо выбросить в ручей.

— Не надо, — попросил он, имея в виду обе возможности.

— Я отошлю его Максу. Не знаю, что еще можно было бы с ним сделать. — Голос Бонни звучал тихо и печально. Она торопливо спрятала кольцо.

— Что ты собираешься делать? — спросил Августин.

— Побыть с тобой немного. Можно?

— Разумеется.

Ответ Августина обрадовал Бонни.

— А как насчет тебя, мистер «Живу одним днем»?

— Тебе будет приятно узнать, что у меня есть план.

— В это трудно поверить.

— Кроме шуток. Я намерен продать ферму дяди Феликса, вернее то, что от нее осталось. И свой дом тоже. А потом найду какое-нибудь место вроде этого и начну все заново. Где-нибудь подальше от людей. Как тебе это нравится?

— Не знаю. А там будет телевизор?

— Ни в коем случае.

— А гремучие змеи?

— Возможно.

— Господи, какое-нибудь место на краю света. — Бонни притворилась, будто она размышляет.

— Ты когда-нибудь слышала о Десяти тысячах островов?

— Кто-то их все пересчитал?

— Нет, дорогая. Для этого понадобилась бы вся жизнь.

— Так это и есть твой план?

Августину была знакома проблема выбора партнера. Сейчас Бонни решала, остаться или уйти.

— Там есть городок, который называется Чоколоски. Возможно, он тебе совсем не понравится.

— Чепуха. Оставайся тут. — Бонни поднялась.

— А ты куда?

— Схожу, в лагерь, принесу какие-нибудь стихи.

— Сядь, я еще не закончил, — попросил Августин, Бонни отвела его протянутую руку.

— Ты мне читал. Теперь я хочу почитать тебе. Быстро двигаясь по тропинке, Бонни думала, что возьмет стихи Уитмена. Где-то в ржавой «скорой помощи» она видела сборник «Песнь о себе», эти стихи Бонни любила еще со школы. Особенно хороша была строчка, ассоциировавшаяся со Сцинком: «Напрасно мастодонт пытается выползти из своих костей. Измельченных в порошок».

Подойдя к лагерю, Бонни увидела Сцинка, неподвижно лежавшего на земле. Над ним, утробно рыча и светясь дикой злобой, склонился Кусака. В одной руке Кусака держал обгоревший кусок палки, в котором Бонни узнала факел губернатора.

Бонни стояла не шевелясь, опустив руки и сжав кулаки. Злобный вид искаженного лица Кусаки еще более усугубляло красное и хромированное противоугонное устройство. Он не подозревал, что из-за деревьев за ним наблюдает Бонни. Отшвырнув факел. Кусака схватил чемодан и бросился наутек.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бонни последовала за ним.

Глава 31

Кусаку разбудил мелкий холодный дождь. В лагере стояла тишина. Одноглазый псих спал, растянувшись в своих мешковатых армейских штанах, под деревом. Не видно было ни Иди Марш, ни молодого снайпера, ни причудливой новобрачной, которая поливала себя в джипе содовой.

Кусака потихоньку сел. Глаза слезились, во рту пересохло, комок грязи прилип к брови. Он в очередной раз безуспешно попытался снять противоугонное устройство, боль была ужасной, Кусаке казалось, что лицо распирает пружина, которая вот-вот разнесет его на части. Слава Богу, что он не мог сейчас видеть себя, потому что наверняка выглядел как безобразный шут.

«Господи, я должен выбраться из этой западни», — подумал Кусака.

Рядом с ним на земле — где его и оставил Сцинк — стоял чемодан, набитый деньгами. Запах мочи убедил Кусаку, что это не был страшный сон. Этот идиот действительно помочился на девяносто четыре тысячи прекрасных американских долларов.

Кусака пошевелил ногами, левой, правой, потом двумя вместе. Затем проверил, как функционируют руки. Вроде все в порядке, похоже, действие второго укола закончилось.