Урал грозный

Кузнецы — старая, заслуженная профессия в армии металлистов. Эта профессия переходит из рода в род. Сын кузнеца Ершова выбрал себе другую профессию. Он кончил среднюю школу, поступил в институт, но работал он на Кировском заводе. 22 июня, в первый же день войны, сын Алексея Ершова, Валентин, добровольцем ушел на фронт, а 10 июля отец получил извещение о том, что сын его пал смертью храбрых.

Здесь следует дать слово самому кузнецу и выслушать его волнующий, бесхитростный рассказ.

— Война застала меня на пенсии, на покое. Еще до войны перешел я на инвалидность. Я, пенсионер, никому в тягость не был, хотя возраст у меня солидный. Началась война. Пришел я в заводоуправление и опять попросился на завод. Работу мне дали легкую, сочли, что пенсионера нельзя перегружать. В тот самый день, когда пришла повестка о сыне, был в цехе. Подходит ко мне парторг цеха, обнял меня и говорит: «Прочти, Ершов, и, чем можешь, отплати гадинам...» Не стану вам говорить, какое для меня это было горе... Единственный сын был у меня... Пошел я в заводоуправление и сказал: «Я — кузнец, тридцать лет стоял у молота, теперь на пенсии. Не хочу больше работать на легкой работе. Буду опять кузнецом, как был тридцать лет». И просьбу мою уважили. Теперь работаю на Урале, как работал в родном Ленинграде.

И вот стоит старый кузнец у девятитонного молота. С огромной силой выбивая пламя, ударяет мощный молот, от его ударов сотрясается весь цех. Пламя освещает суровые, как бы отлитые из меди, черты лица старого кузнеца.

— Работаю неплохо. Заготовил себе хороший инструмент по деталям — например, клещи легкие, круглые я сам себе сделал. Раньше инструмент у меня был тяжелый. Потом печи у нас плохо грели, не было покрышек. Сделали мы покрышки, печи стали работать лучше.

Он вытирает пот со лба и, помолчав, говорит:

— В общем даю двести — двести пятьдесят процентов нормы. Работаю за себя и за сына моего, Валентина... Вот как будто и все.

Он возвращается к молоту. Мы видим, как легко, как молодо он подхватывает клещами огненный, раскаленный лепесток металла — поковку и бросает ее поверх груды остывающего металла.

После жáра и сотрясающего стены грохота молота свист вьюги на заводском дворе кажется тихой мелодией. И вдруг мы остановились, оглушенные лязгом гусениц и громом мотора. По широкому проспекту между цехами мчался тяжелый танк. Снег крутящимися вихрями летел вслед за ним. В этом мощном сухопутном броненосце, в этом бронированном мстителе мы увидели неукротимую душу, львиное сердце старого кузнеца Алексея Ершова.

Обыкновенные девушки

Людей, впервые приехавших в этот край зимой, изумляет цвет неба. В редкие дни это небо покрывается тучами. Но зима здесь длительная, суровая зима. И часто на пороге мая она переходит в яростные контратаки, сковывая весенние ручьи. Так было и в эту позднюю весну.

Уральская весна — пора половодья, бурного разлива горных рек — была порой разлива соревнования в Танкограде. Ощущение весеннего половодья охватывало нас, когда мы проходили по заводским цехам. Апрель был первым радостным месяцем для Танкограда: завод перевыполнил план по тяжелым танкам. Каждый день люди узнавали о новых трудовых подвигах. Было время, когда радовались успехам первых трехсотников, когда весь завод говорил о человеке, выполнившем три нормы.

26 апреля 1942 года появился первый тысячник завода — Ехлаков, и то, что казалось невозможным и невероятным,— тысяча процентов нормы,— было впервые осуществлено на танковом заводе.

На улицах, в трамваях, на грузовиках, ныряющих в глубоких рытвинах, вырытых танками,— всюду говорили о рекордах тысячников.

Слово «тысячник» звучало во всех цехах. Люди опыта, люди знания предупреждали: дело не в успехе одного дня, а в том, как покажет себя тысячник в длительный период работы,— скажем, каков будет итог его работы в течение месяца. Энтузиасты движения тысячников увлекались действительно поразительными успехами тысячника Дмитрия Панина. С восьми часов утра до трех часов дня Панин выполнил работу, требующую точности до одного миллиметра, и при этом дал норму на 2482 процента. Иначе говоря, он работал за 25 человек.

В одном сходились горячие спорщики: успех тысячника требует серьезной, иногда длительной подготовки; успех тысячника воодушевляет и окрыляет весь коллектив завода.

Это доказала замечательная работа двух уральских девушек, Клавы Рыбаловой и Зины Даниловой.

Дочь электросварщика, девятнадцатилетняя Клава Рыбалова, и ее подруга, Зина Данилова, появились на заводе летом 1940 года. Они работали хорошо, добросовестно — так, как работали многие их товарищи по заводу. «Обыкновенные девушки»,— говорил о них мастер их участка.

К тому времени, когда началась Отечественная война, у девушек был очень скромный производственный стаж. Дни войны изменили лицо завода. Завод, выпускавший в мирное время тракторы, перестроил свое производство: теперь он стал выпускать тяжелые танки, мощные боевые машины. Они были особенно нужны фронту в летние месяцы.