Челябинск имел два небольших завода, железнодорожные мастерские, мельницы, был городом одноэтажных деревянных домов самой разнообразной архитектуры. Кажется странным, что именно в этом захолустье выросло, созрело в борьбе за Советскую власть поколение молодых уральских революционеров-большевиков, именами которых названы теперь лучшие улицы города и некоторые заводы.
Старые, пожелтевшие музейные фотографии дают некоторое представление о Челябинске, уездном городе Оренбургской губернии. Иллюстрации в наших журналах десятилетней давности тоже устарели — разительные перемены произошли в этом городе, особенно в эти месяцы Отечественной войны. Трудно себе представить, что на месте центральной части города несколько лет назад было кладбище. Там, где сейчас во весь горизонт развернулась панорама огромных заводов, была пустошь, глушь и дичь, начинавшаяся сразу за городской чертой.
Людей, впервые приехавших в эти края, поражают почти южная лазурь неба и блистающее над снегами уральское зимнее солнце. В этой безоблачной лазури над городом есть одно никогда не рассеивающееся облако дыма заводских труб. Далеко вокруг Челябинска сомкнулось кольцо заводов. Куда ни кинешь взгляд — всюду прямоугольники цехов, широкие улицы заводских поселков.
Долго едешь, и кажется — никак не можешь выехать из городской черты. И невольно вспоминаешь автора «Тарантаса» — старого русского писателя Сологуба, оставившего короткое, но исчерпывающее описание уездного города: «Застава — кабак — забор — собор — забор — кабак — застава...»
И вот как теперь открывается путнику бывший уездный город Челябинск: паутина подъездных путей, железные конструкции поднимающихся из земли цехов, рассыпанные на равнине тысячи бараков, времянок, землянок... Едешь десять, двадцать километров — все та же картина.
Мы приехали в Копейск, шахтерский каменноугольный центр.
В годы гражданской войны шахтеры защищали свой родной город, окружили его окопами, прикрыли баррикадами и не пустили в него белогвардейцев. Эту славную оборону не раз вспоминают шахтеры теперь, в дни решительной борьбы за уголь, в дни, когда заслужившей почет бригаде присуждают звание фронтовой. На торжественном собрании говорят о мужестве старшего поколения шахтеров, о славных традициях копейских шахт — южноуральского Донбасса.
Кому приходилось странствовать по дорогам Южного Урала, того изумляет разнообразие пейзажа, неожиданные перемены на протяжении нескольких десятков километров. Безрадостную голую степь вдруг сменяют цепи синеющих предгорий, затем возникают густолиственные и хвойные леса, и вдруг сквозь золотые стволы сосен сверкнет отливающее уральским самоцветом горное озеро. Столетние ели спускаются к его сияющим, цвета горного хрусталя, водам, лесистые островки поднимаются из глубин. Лодка рассекает прозрачные до самого дна воды, и видно, как форели проходят под кормой лодки.
Это Тургояк — одно из прелестнейших мест Южного Урала, озеро, напоминающее красивейшие пейзажи Швейцарии, но пленяющее нас особенной, русской, нетронутой красой.
В городке Миассе, живописном горном городке, можно видеть окруженные высокими каменными оградами дома-особняки, где жили золотопромышленники. Здесь вам расскажут о своеобразном быте золотопромышленников, живших, как маленькие царьки, и о быте работавших на них старателей. Старатель жил надеждой на внезапное обогащение, ради этой надежды он работал, как каторжный, потому что добыча золота требует тяжелого, кропотливого труда.
Бывало так, что старателю везло, он находил золотоносную жилу или самородок, и он предавался разгулу, устилал ситцем, а то и бархатом, уличную грязь, чтобы гоголем пройтись по этой бархатной дорожке, окруженным прихлебателями и собутыльниками. Потом наступало похмелье: «фарт» — удача, золотой песок — оказывался в несгораемом ящике у золотопромышленника, а старатель возвращался к каторжному труду золотоискателя. Только рассказы старожилов да изрытые склоны гор — вот что осталось от этих сравнительно недавних дней. «Злато» в годы войны нужно так же, как и «булат», поэтому трест «Миассзолото» в большом почете в этом городке.
Но не одно золото составляет богатство этого края. После «злата» перейдем к «булату» — чугуну, железу и стали.
Может быть, вам довелось читать стихи магнитогорского поэта:
Когда сидишь близ плотины у реки, превращенной в пруд, видишь отраженное в воде созвездие огней магнитогорских заводов,— минутами все это кажется рисунком художника, иллюстрацией к утопическому роману. Как заветное предание, здесь вспоминают труд многих тысяч людей, собранных со всех концов нашей земли, героическую поэму, эпос...
Магнитогорск... Теперь это звучит для всего передового человечества, как чудо, сотворенное нашим народом.