— Отговорил? Глаза б мои не глядели! Они, видишь, в партизаны собрались. Врешь, Чибис, выкручиваешься, выдумкой оправдаться хочешь! С кем вы советовались? Кто вас звал? Может, делегация из Артемовки явилась? Приезжайте, мол, под командованием самого Артюшки Чибиса, спасайте от немцев. Да вы намалюйте себе картиночку: вас обучили и поставили на важное дело, а вы тайком бросили это дело и фить, в партизаны. Да вас полевым надо судить,— вот вы какие. Вы подумайте! По-вашему, бить из пулементов немцев — это бой, это фронт, а делать пулемет — это не фронт, тут, мол, героизма нету и не надо. А что будет, если немец наш пулемет разобьет? Кто даст бойцам новый пулемет? Вы? Вас нет, вы скисли, сбежали. Будь я проклята, только я уже не знаю, кто вы такие есть, и злюсь, что не разглядела, какое вы барахло. А ведь я хвасталась вами, говорила, что вы стойкие, что вы скоро по пятьсот процентов выработки будете давать. Тарасюку и Чибису я рекомендации в комсомол дала, а они, выходит, давно протухли и всю зиму думали, как долг нарушить. И Урал им не нравится, и город этот не нравится, и редиски хочется... А бойцам мерзнуть, стоять в воде, страдать, умирать за вас нравится? Ну, чего молчите? Ух, вы-ы!
Варя съежилась под молчанием ребят и выкрикнула:
— Нет! Я не знала и не знаю вас, а что ехала с вами сюда, так это ошибка, горе, это...
Она рукою как бы поискала вокруг себя более убедительных слов и, не найдя их, в бессилии ринулась прочь. Ее душили слезы, и она мысленно кричала, что она глупая девчонка, что она зря без организации взялась вразумлять этих баранов, а теперь уже поздно: пока она будет искать товарищей, поезд уйдет. У-у, глупая, одна хотела обуздать эту слякоть. А ведь они слякоть, летуны, шкурники. И этот Ивашка, и Артюшка. Они думают только о себе. Это стыд, позор! И не так, не так надо было бить их... Ха, для них родина — это только Артемовна. Свистуны, щенки! У родины руки в цыпках, в трещинах, но родина перенесла вас этими руками от издевательств, от смерти сюда, в тишину, она отрывала для вас крохи, учила, к делу поставила, а вы... Вот как надо было говорить, а она...
Вдруг она почувствовала, что ее кто-то ловит за шинель. Это испугало ее. Она оглянулась и с трудом удержала крик радости: сзади был Артюшка Чибис, а за ним шагали ребята. Чибис бормотал:
— Варя, ты очень бежишь, погоди, давай тише... Ну, не сообразили мы, ну, погорячились... И об Артемовке не знали ничего... Ты погоди, давай это, давай поговорим...
— О чем? — удивилась она и, чтоб все слышали, выкрикнула:— Я уже охрипла с вами! Идите в садик при училище, только скорее! Я тихо идти не могу!..
Она будто летела на полах шинели. А ребята хмуро глядели в тротуар, и ноги их заплетались. Варе казалось, они бегут за нею, и она чуть ли не вслух восторгалась ими: вот они какие, сразу встрепенулись! Им надо только понять, что упорство, сметка, героизм нужны везде, что успехи Красной Армии зависят от каждого из них, от всего народа...
У знакомого сломанного забора она перевела дыхание, обернулась и похолодела: за нею никого не было. Она проскользнула в садик и в отчаянии упала на скамью. Значит, она ошиблась? Ребята хотели уговаривать ее, спорить с нею, а она вообразила, будто повлияла на них, будто они поняли свою ошибку...
— У-у, никудышка несчастная, пробка пустая...
Следом за нею к сломанному забору подошел Артюшка Чибис. Он заглянул в садик, предостерегающе поднял руку и шепнул подошедшим товарищам:
— Тсс, она, кажется, плачет...
К горлу Ивашки подступили слезы, и он, увлекая за собою ребят, ринулся в пролом забора:
— Варя, да ты чего? Брось ты...
Его голос потряс и вконец обессилил Варю. Она быстро смахнула слезы, поднялась со скамьи и, стараясь казаться спокойной, сказала:
— Я ничего, я это... Не надо сейчас ни о чем говорить. Мы все набегались, устали, утром на завод надо. Сделаем лучше так: никому не скажем, что хотели уехать, а после работы возьмем лодку и потолкуем на пруду. Я только это, я вроде ошиблась в вас и скверно думала о вас вы же понимаете... Идите спать...
Ребята взглядами проводили ее до забора и плечом к плечу сели на скамью. Звезд в небе стало еще больше, сияли они ослепительно, но ребята глядели в землю.
— Да, кисло вышло у нас,— со вздохом уронил один.
— Тарасюк, она сразу согласилась ехать с нами?
— Нет, сначала ругалась, а потом согласилась.
— Это она нарочно, для отвода глаз...
Голос Артюшки звучал глухо и виновато.
— Хитрая,— через минуту добавил он и, глянув на звезды, улыбнулся.
За ним начали улыбаться другие. Последним улыбнулся Ивашка, но улыбка у него была иной, чем до этой ночи: пережитое опалило его и засветилось в глазах огоньками раздумья и крепнущей строгости.
НИКУЛИН Л. В.
Никулин Лев Вениаминович (1891—1967) — русский советский писатель.
Родился в Житомире в семье артиста. После гимназии поступает на учебу в Московский коммерческий институт.
Живя в Москве, сотрудничает в газетах и журналах, пишет рассказы, фельетоны, стихи. Во время гражданской войны работает в культпросвете Красной Армии.