Уран Маас. Часть 1

Я знал, что у моего желания есть основа, что я получу желаемое. Я обычная лесная тень, но я обрету когда-нибудь всю полноту формы, свой путь и свою силу. Я так этого хочу, что вижу, как мои кисти покидают меня, мои руки растягиваются, устремляясь к нему. Всматриваясь в пустоту его лица, я вдруг увидел свое лицо. Я рассмотрел его. Потом я сам переместился, и уже я танцевал там и сам бил ритм, бил в бубен, услаждался и танцевал на собственном себе, том несчастном и безобразном, на том, который потерял путь и свою зарю. Не желающий и убитый печалью.

А на горизонте появился еще один персонаж этой картины, восседающий на слоне, за ним вереница слуг, желающих прислуживать. Я продолжал вращаться и отбивать ногами, а тот, кто на слоне, достает большое зеркало и подносит его ко мне, и я вижу себя. Насколько я многообразен. И вижу там существо адское, в темноте замурованное, а еще вижу, что я устремленный и борющийся, я танцующий и блистающий. И я протягивающий руки к себе же и просящий для себя. Я – объявший все, и руки у меня как плети оплели всю вселенную, и всю ее я могу потрогать и дотянуться до каждого прекрасного. И я же молящийся, такой простой и восхищающийся величием всего сущего. Я сидел на корточках и тянул руки вверх в надежде, великом прошении и великом восхищении. И на этом отражении я остановился. И именно это отражение оказалось моей настоящей реальностью. Что было миражом, а что явью? И мираж оказался явью. И так я захотел туда, в это место великих столкновений, как в холодную, а потом в кипящую воду окунуться и выпрыгнуть новым, другим. И вот я оборачиваюсь к духам, попавшим в этот сценарий, и я уже среди них…

Жадно глотаю воздух в холодную грудь, такая суматоха. Надо глядеть в оба, а я растерялся. И не знаю куда, не знаю как. И кажется, погиб, все. Промедленье – смерть. Смотрю вверх и… Вот он! Во-о-от он! Заветный рассвет, вот он! И вижу взгляды, теплые, живые, интересные и приветливые. А рядом? Нет, вверху. А так трудно подниматься, просто невыносимо. Кто-то за ноги хватает, и каждый как может. Были те, кто держался за ноги других, были те, кто подчиняли себе других, и они его носили сотнями своих плеч. Стало жутковато. Но более прискорбно было смотреть на духов, не сумевших воспользоваться данными им возможностями. Они самотеком, как предметы безжизненные, падали, как камни в пропасть. Кого-то понесли чувства, и он потерялся. Кого-то увлекли придуманные идеалы, недоступные, ради которых надо закрыть глаза и уши. И закрыв себя в такую капсулу, отяжелел, погрузился в пучину небытия. И женские фигуры, мелькающие в вышине, все вылавливали падающих, кто за что мог, как умирающий хватается взглядом за каждый образ, пока что видимый.

Так эти матери спасали каждого сына или дочь. А была она одна, просто размножилась, чтобы каждому руку протянуть, чтобы каждого тонущего хоть за рукав, но вытянуть.

А Безбрежный непреклонен, он беспощаден. И от стенания закладывает уши. Кто страдал и отчаялся, но имел хоть долю надежды, тянул руку, и его могли ухватить. Только тот, кто смотрел вверх с вопросом, а не тот, кто смотрел вниз, желая раздавать ответы, имел шансы ухватиться за руку помощи. Дух и сам протягивал руку другим. Разные голоса и возгласы. Кто-то в самом низу взывал к верху: «Дай мне твоего блеска». Там, наверху действительно все соблазнительно прекрасно, и снизу взывающие взывали именно к этой соблазнительной сияющей жизни. А в ответ получали: «Блеск – всего лишь скопление сфер. Таких же, из которых состоишь и ты». И голос снизу утихал, не зная, что ответить. Не зная, что же он на самом деле хочет. Кто-то в отчаянии кричит кому-то: «Прости меня, прости меня, прости, только прости меня!» А вдалеке слышен отголосок: «Ты давно прощен». Но ответ теряется среди шума. И вина остается тяжелым камнем висеть на виновном.

Сверху милосердная яркая звезда. Она вольготно и не спеша спускается. Но она так высоко в мире, в котором законы формального мира логики не действуют. Ее форма расплывается, глаза, тело, рот в наслаждении своем в разные стороны. Форма тут только условность. Никогда не понять этот мир личинам из мира строгой логики. Она обращается вниз, в бездну, к тому, который виной своей умирает и тонет в пучине. «Живи», – произносит яркая. «Очнись», – говорит светлая. И в груди его рассветает, и он теряет тяжесть своих оков.