– Позови ее, кого спросил я. Там она, я знаю. Зови, или я, на хуй, сейчас все разнесу.
Я ушел – как бы звать ее. И действительно: в углу лежала женщина, беспорядочно и мирно спавшая. Там, на пиру, они переругались, и она пришла сюда. Не нашли общий язык, разборки продолжились, а мое подполье осталось моим.
– И как же ты тут живешь? – зашел ко мне тот человек в шляпе. – Насколько здесь неуютно? Надеюсь, достаточно? Подрос ты, юноша. В конфликты не вступаешь. Стараешься быть над этим, а что же ты притворяешься?! – кричал он. – Добрый?! Устремленный повыше?! Нет доброты, юноша, ты должен быть сильным, без высоких дум. А сможешь крови выпить, если ничего нет?
Так задавал вопросы, которые смущали. Да с такой страстью, что слюна изо рта брызгала в лицо. Постепенно его голос перешел в рык. Я открыл глаза. Да я уснул! Я сидел в подполье. А слюна брызгала у меня. И рычал я. Так, что стены содрогались.
Тусклый свет фонарей, мрачные лица без цели, кроме как себе урвать побольше. И улыбаться поправдивее. А веселье в том, чтобы выделиться из толпы. А еще лучше – превзойти.
– Слышь, уебок! Съебись, на хуй.
На крыше, на самом верху. Он бежал и оступился. Я его схватил, но он выскользнул. По тротуару кого-то тащат. Белая пыль столбом. Он брыкается, но слаб. Обосраный кафель. Захожу в свой подвал, потом выхожу, захожу, выхожу, захожу, выхожу. Места себе не нахожу. Скитания вокруг да около.
Я в подполье своем, а наверху в комнате гости у женщины, такие же любители пиров. Дым. Обсуждения, как меня потеснить. Пепел в мой подпол. На миг видение – улыбка блестящая интеллигента в шляпе. Попытка обращения к тому, чего не знаю. К чему-то над этим. Просить помощи не хочу. Что сказать – не знаю. Что там, где рассвет? Надежда. А потом мысль: «Глупость».
– Выходи, на хуй, блядь! – пришел все тот же джентльмен опять.
Мой выход. Между пальцев переносица. Кровь из глаз. Хруст пальцев. Указательный, средний, безымянный, мизинец. До большого дело не дошло. Кровь как калина на вкус.
– Урод, блядь! – высказывание со стороны. Дама переживала за джентльмена.
Далеко ушел. Переживал. Длинные безжизненные заборы из серого камня. Каждый камень на дорогах помню. Я есть. Я хочу. Я чувствую. Но для чего я? Куда мне идти? Я ничтожество.
Я остановился в полуразрушенном здании, там еще были люди. Женщина в пальто лежала упершись головой в стену. Показывала в окно, говорила. А за окном обезлюдели строения. Все светло, всюду здания. Но мертво. Идти вдоль улиц? А если кого встретишь? Какие-то невнятные просьбы, высказывания, пустыня во взгляде, отчаяние такое, что миришься с ним. С бессмысленностью происходящего. Все наполнено созданием рук человеческих, но пусто, все здания пусты. Отдельные единицы ходят и не видят себе место. Главная цель – наслаждения, но как наслаждаться, не знают.
Я слышу писк и иду на него. Писк усиливается. Вот он – какой-то зверек. Шерстка. Он боится, лапки поджаты. Схватил его, как единственный оплот тепла, утонул. А он лапы свои грязные провел по моему лицу. Я его обнял как смог. Пришел к месту, где ночевал в подвале, наблюдая за праздником в доме напротив. Я знал, что мой кот уже болен. Я его положил на тряпки, чтобы согреть, а сам уснул. Пока я спал, женщина, ночующая иногда там, прячась от своего неспокойного мужчины, прогнала моего кота. Он создавал много неудобств. От этого его болезнь усилилась. Выбежал на холод. Когда я его нашел, он погиб, погиб как кот. Он стал диким и водным и поплыл по реке. Я наблюдал за ним, я дарил тепло, несмотря ни на что, но холод был уже в его нутре. Мы пошли с ним от этих руин бесплодия. Он был уже болен, и я не имею надежды и тепла. Прошел дождь, его капли было видно в свете фонаря ночи. Я почувствовал спиной его холодные покалывания. Мой кот провел лапой мне по лицу, как поцелуй, по-своему, по-звериному.
Мы дошли до развалин. А за ними – пляж залива. Множество костров, множество людей в одинаковых одеждах. Что это было, я в отчаянии особенно и не интересовался. Происходил некий ритуал, движения были синхронны, ритмичны. Все люди поделены на группы, сведенные в кругах. В центре каждого круга костер. По ритму круг людей то сходился, то раздвигался. Шаг ритма разделен на ритм звуков. На хоровом «па-а-а-а» круги сходились. На хоровом «ута-а-ас-с-с-с-с-с» круг раздвигался. Шаг назад, шаг вперед и монотонный звук. Искры костров взмывали вверх. Участники мистерии казались безликими, играющими свои роли куклами.