Уроборос. Проклятие Поперечника

Этот Некто был Он, — то есть кто-то, кто был противопоставлен мне, моему Я. Ты и Он в одном лице. Кажется, я начинал его различать, лицо-каноэ, круглые очки, — странное лицо Курта проплывало надо мной, или, лучше сказать, подо мной, как будто по реке, а я был небом над ним.

— Это я, Курт, — уточнил Курт.

— Нет. Ты не Курт. Ты Правитель.

— Какой правитель?

— Президент, правитель, главный визионер — человек из рассказа. Из другой реальности… Ты мне рассказывал о самом себе. Ведь так?

— Не так. Я давно уже тебе ничего не рассказывал. Только в самом начале, а потом я в основном молчал и слушал тебя.

— Но ведь я записывал твой рассказ в тетрадь…

— Ты ничего не записывал… Если хочешь, проверь…

— Ты не правитель?

— Нет. Я не правитель. А вот ты правитель. И весь твой рассказ — это наше с тобой совместное воспоминание о тебе в другой реальности, которой больше не существует.

Всё это было очень тревожно! Я аж весь зачесался, словно меня, как куклу, набили изнутри и обложили снаружи чем-то колючим, — ёрзая всем телом, я вдруг обнаружил, что нахожусь в Библиотеке, лежу на огромной куче книг, — кто-то не поленился снять их с полок и сложить из них высокое ложе, — ничем не закрепленное, оно разрушалось от моих движений, особенно его края, стопки с грохотом обрушивались на пол, книги лавиной сползали по образующимся склонам.

— Столько усилий коту под хвост! — ворчал Курт, собирая книги и снова подсовывая их под меня. — Я нашёл тебя в поле за домом, приволок сюда, соорудил из книг ложе, чтобы ты не валялся на земле. Теперь лежи тихо! Не двигайся! Я попробую починить ложе.

Странно, но я его послушался, — замер, вытянув руки вдоль тела, — кажется, я начал догадываться, кто Он, — этот человек, существо или сущность, противостоящее мне. Оно это — Ты и Он в одном лице! Конечно, я мог бы незамедлительно, как только мне пришла в голову мысль, кем на самом деле является Курт, начать действовать: вскочить на ноги, полностью разрушить его дурацкое ложе, разбросать книги, — пинать их, как мусор, — или наоборот: собрать и аккуратно расставить по полкам, — проявить уважение к труду Библиотекарей, умело прячущихся от посторонних глаз, наговорить всяких гадостей, сбежать, спрятаться. Такая огромная масса вариантов, как поступить в данной ситуации, подобно бездне, разверзлась передо мной! — меня это парализовало — и хорошо! Ведь сперва надо было выяснить, чего Курт от меня хочет, а потом уже действовать. Казалось, как будто он какую-то песенку под нос мурлычет, подтыкая под меня книги, — он подбирал их тщательно, — вероятно, не только по толщине и размеру, чтобы идеально примыкали друг к другу, но и по содержанию, — каждую приоткрывал ненадолго в случайном месте, прочитывал немного, закрывал и помещал в том или ином месте на ложе, — какие-то мне код голову, а какие-то ниже. "Зачем это? — хотелось мне спросить его об этом. — Какая разница, куда какие книги класть? Мне же их всё равно сейчас не читать!" Но спрашивать я не стал — я решил вообще не шевелиться и не говорить, прикинуться мёртвым — авось, этот глупый приём сработает, и Курт от меня отстанет. Прислушавшись, я определил, что никакую песенку он себе под нос не мурлычет, не поёт и ничего не произносит, а странные звуки, похожие на песенку, исходят от его головы, словно внутри неё, как за толстой стеной, звучит музыка, — там кто-то или что-то её производил.

— Что с тобой вообще такое?! — Курт, явно, начинал терять терпение. Склонившись надо мной, он орал и тряс перед моим носом каким-то небольшим предметом, внутри которого что-то шуршало. — Прячешься от меня, лежишь в поле, как мёртвый. И сейчас на меня не реагируешь! Очнись! Пора, наконец, сделать то, ради чего ты здесь…

— А ради чего я здесь? И чем это ты трясёшь? — мне стало совершенно ясно, что Курт просто так от меня не отстанет, он будет нависать надо мной со своими дурацкими очками, орать и трясти какой-то погремушкой вечно, он никогда не остановится, если я его не остановлю.

— Разве ты не узнаёшь это? — Курт улыбался, демонстрируя во рту нечто, что лишь с большой натяжкой можно было назвать зубами, больше это было похоже на забор из старого штакетника, некрашеного, посеревшего и подгнившего от всегдашней непогоды, который держался на соплях. Он перестал трясти предмет и приблизил его к моим глазам.

Спичечная коробка! Обыкновенная спичечная коробка! Я даже попытался картинку на ней рассмотреть, но она была какой-то размазанной и шероховатой, словно её сначала намочили, а потом высушили.

— Старую спичечную коробку с помойки? Ну, конечно же, я её узнаю! Ведь нас так много с ней связывает! Я прожил с ней бок о бок половину жизни…

— Хорош придуриваться! Давай со всем этим покончим! Возьми коробку, вынь спичку, подожги, и пусть сгорит дотла. Потом вторую сожгли для уверенности и подтверждения…

— Какого к черту подтверждения? Чего ты пристал ко мне со своими спичками?

— Такова уж наша традиция. Одной спички мало. После одной ты можешь передумать и пойти на попятные, а вот после второй отступать будет некуда. Давай! Бери! Поджигай!