Перекрыв задвижку, из которой вырывалась вода, Лангобард спустился в бассейн. И вот что странно! Принимая такое огромное тело, словно взрослое дерево вместе с корневой системой, вода должна была хоть как-то взволноваться, но этого не произошло — Лангобард проваливался в неё, как сахар в кипяток, и растворялся. У меня даже мелькнула мысль, что больше этого человека я не увижу. Но вскоре он всплыл метрах в двух от меня и заговорил:
— С вашего позволения я тоже немного помокну в бассейне. Он большой — я вас не потревожу.
И действительно — не потревожил. Но меня не покидало чувство какой-то неловкости — как будто я лежу под одним одеялом с чужим человеком. В конце концов это чувство стало невыносимым — оно принудило меня начать двигаться. Тихо, с кончиков пальцев. Подплыв к каменной стене с уступами, играющими роль ступеней, я выбрался по ним из бассейна и сел на его краю, свесив ноги. Лангобард лежал неподвижно на воде, его борода широко расплылась по поверхности подобно водорослям. Кажется, он улыбался, глядя на меня, хотя его открытый рот вполне можно было принять за неровное дупло в дереве.
— Он сам вырос за ночь, как гриб из земли? — я оглянулся, чтобы понять, кто задал этот вопрос. Но здесь кроме нас с Лангобардом больше никого не было. Получается, это я задал вопрос. Я мог говорить! Звуки рождались в тёмной пустоте внутри меня — как будто там сидел кто-то незнакомый и махал рукой, создавая волну, которая прокатывалась по сознанию, преображалась в мысль и выходила наружу в виде звуков моего голоса.
— Кто вырос за ночь? — не понял Лангобард.
— Этот ваш дворец. Вы сказали, что, подписывая контракт, пожелали себе дворец. И вот он — дворец. Наверное, вырос из земли, пока вы спали?
— Ха-ха-ха! — Лангобард захохотал так, что в бассейне возник целый шторм, а брызги от волн, разбивающихся о берег, окатили меня с ног до головы. — Это вы смешно придумали. Вырос, как гриб. Жаль, конечно, но на самом деле всё было не так сказочно и весело. Понагнали сюда столько строительной техники и рабочих, создали такую суету, что я даже пожалел, что пожелал всего этого. Тяжелые грузовики со стройматериалами, бетономешалки, бульдозеры, краны и так далее. Шум, гам, грохот, стуки, крики, скрипы. Я слонялся по стройке, не находя себе места. Но постепенно втянулся, даже кое-где оказывал посильную помощь, давал советы, спорил, командовал. Всё-таки я был заказчиком дворца и будущим его эксплуататором — поэтому не прислушиваться ко мне они не могли. В конце концов дворец был построен в таком виде, в каком я его и задумал. Строители прибрались и уехали, забрав с собой всю свою технику. Я остался один в тишине и покое. Ни за что не забуду свою первую ночь во дворце! Никогда ещё не испытывал я такого одиночества — глубокого, гнетущего, мучительного. При этом я понимал, что никто и ничто не может облегчить это моё чувство. Ни дворец, построенный специально для меня! Ни весь этот мир, лежащий за стенами дворца, и терпеливо ждущий моего участия в нём. Вот оно что! Это было главным! Невероятная ответственность, возложенная на мои плечи! Ответственность и одиночество — не существовало одного без другого. Из одного вытекало другое и наоборот. Одиночество пришло вместе с ответственностью. И теперь мне предстояло познать глубину и того и другого. Всю ночь я тревожно бродил по замку без сна, а утром, даже не позавтракав, отправился на первый свой обход участка. Собственно говоря, в этот день ничего особенного не произошло. Я ходил по окрестностям, шёл по дороге и по полям вдоль неё, заходил в леса, приближался к реке, сидел на бревне, вынесенном на берег, смотрел в темноту. Выходил на окраину города и всматривался в сплетения улиц. Заходил в торговый центр и библиотеку. Я не встретил за весь тот первый день своей службы свидетелем ни одного человека — честно отработал почти до самой темноты. А когда вернулся, поднялся на второй этаж своего донжона, запалил свечи, сел за широченный стол и заскрипел пером, макая его в чернильницу. За неимением событий и воспоминаний о проведенных беседах с путниками, я записывал на бумагу подряд всё, что придёт в голову. Старался просто поспевать за течением своей мысли, записывая её почти прямотоком, без особой редакторской правки. По сути, я следовал за потоком сознания. В общем-то, всё правильно делал, набивал руку — и когда пошли реальные встречи с путниками, если требовали обстоятельства, вступал в разговор с ними, умение запоминать детали, анализировать и быстро записывать сильно пригодилось мне.
Сидя на краю бассейна, слушая рассуждения Лангобарда, распластавшегося на воде, я ощущал себя голым и голодным — таким я и был. Чувствительность вернулась к каждой клеточке моего тела, и всё, что я видел вокруг себя, начало ужасно меня тяготить. Все эти тяжелые каменные стены, запах горящих дров в камине, смешанный с кислым запахом, идущим, скорее всего, от котла, висящего над огнём.