Читаем Уроборос. Проклятие Поперечника полностью

Первое, что бросилось в глаза Дмитрию Дмитриевичу Дорогину, когда дверь бронированного лимузина распахнулась — это асфальт светло серого цвета, такой чистый и гладкий, словно его целый месяц шлифовали, пытаясь довести до зеркального блеска. "Какого лешего он такой светлый? — подумал тогда Дорогин. — Свежий асфальт чёрного цвета, а этот серый. Наверное, потому что старый, выцвел и высох на солнце. Даже цвет асфальта свидетельствует о ходе времени. Люди стареют, из молодых, красивых и здоровых превращаются в старых, страшных и больных. Зачем всё это нужно этому миру, весомой частью которого является время? Неужели нельзя обойтись без этого? Зачем превращать хорошее в плохое, молодое в старое, доброе в злое, живое в мертвое? Неужели в этом есть какой-то высший смысл?" Сидя в лимузине, глядя через распахнутую дверь на старый, отшлифованный асфальт, Дорогин понимал, что ему необходимо вылезти наружу — попасть в это маленькое пространство, в почти точку, которая находится под прицелом множества видеокамер, и занять её, заполнить собой, надуть, как воздухом шарик — до своего размера, а потом пойти, переступая с ноги на ногу; придётся стать этим местом, слиться с ним, понести его; вот оно — просто пустое пространство, — кажется, любой желающий может опередить его, без двух минут президента, демократически избранного, но ещё не прошедшего процедуру инаугурации, прибежать откуда-нибудь, прыгнуть, словно вскочить на коня, с которого уже никто не сможет его сбросить — все эти миллионы, прильнувшие к экранам телевизоров, наблюдающие за инаугурацией, происходящей в прямом эфире, прекрасно знают о существовании этого места, независящего ни от чего, абсолютно пустого, но обладающего беспредельной энергией, способной как творить целые миры, так и уничтожать их — это власть пустоты, космического вакуума, из которого всё происходит и в который всё возвращается; любой, кто осмелится оседлать это место, автоматически становится властителем судеб, к каждому слову которого прислушивается всё человечество, каждое движение которого ловится жадными взглядами почитателей и поклонниц и трактуется на столько ладов, что их не счесть. Если бы только эти толпы знали, что каждый из них, найди он в себе необходимое дерзновение, смог бы оседлать это место и удерживаться на нём так долго, насколько хватит физических и духовных сил, и всё, что требовалось для этого — оказаться здесь в этот момент, захлопнуть дверь лимузина, не дав Дорогину из него выйти, сделать решительный шаг, оседлав Великую пустоту и, гордо восседая на ней, въехать в Главный дворец Тобольска — никто не заметил бы подмены, то есть заметили бы все, потому что она случилась бы у всех на глазах, но ведь естественным и почти волшебным образом, так что никто не посмел бы против неё возразить, — имя президента тут же бы поменяли, провели бы инаугурацию по всем правилам, а Дорогину осталось бы незаметно выйти из лимузина, надеясь, что его не схватит охрана, как самозванца и террориста, заползти в какой-нибудь тёмный угол и там провести остаток дней, медленно съедая себя изнутри завистью, страхом и злостью, но что-то на горизонте не наблюдалось никого, кто дерзнул бы опередить Дмитрия Дмитриевича и вместо него шагнуть в эту Великую пустоту, — всё-таки, надо признать, пути, могущие привести к ней других людей, по той или иной причине оборвались или зашли в тупик, кроме одного — довольно извилистого и трудного, по которому прошёл сам Дорогин, — ровнехонько до этого места, — так что переживать не стоило, можно было даже лечь на заднем сиденье, вытянуться во весь рост и сладко вздремнуть, а уж потом пойти на свою инаугурацию — и весь мир с его видеокамерами и телевизорами никуда не делся бы, терпеливо ждал бы, как миленький, пока он выспится, а потом счастливо рукоплескал бы ему, словно этих утомительных часов ожидания и не было. "А лучше вообще время остановить, — думал Дмитрий Дмитриевич. — Я на пике карьеры, готов войти в историю человечества, занять пост, выше которого восседают только боги, да и то если они вообще есть. Вот она — Великая пустота, готовая навечно слиться со мной, но только в одном случае — если вдруг остановится время. А если нет, тогда она ускользнёт от меня, и я запомнюсь людям, как малодушный человек, испугавшийся славы и власти, остановившийся от неё в одном шаге, не нашедший в себе сил выйти из лимузина, и пустота уйдёт тогда к другому, как жена, которую перестал удовлетворять муж. Остановись, время! Если ты не остановишься, я вынужден буду выйти из лимузина и слиться с пустотой. А потом я пойду по красной ковровой дорожке, вверх по парадной лестнице, сквозь все дворцовые залы до самого последнего, Тронного, в котором перевоплощусь в Президента Тартарии. И если мне не суждено стать одним из величайших её Правителей, то — остановись, время! Я не хочу быть одним из многих, кто не сделал ничего хорошего для своего народа, чьё имя в лучшем случае забыто, в худшем — проклято. Не хочу быть таким! А если всё-таки стану, то — остановись, время! И я остановлюсь вместе с тобой, застыну в этом счастливом мгновении, когда меня переполняют чувства: радость, что удалось достичь такой вершины, которая, если смотреть на неё со стороны, кажется недосягаемой, а если оказаться в шаге от неё — дух захватывает, гордость, что именно тебя, а не кого-то другого, выбрало подавляющее большинство народов этой страны, ответственность, что именно тебе выпал исторический шанс, сделать её самой богатой, развитой во всех отношениях страной в мире. И ведь поводов для беспокойства о том, что эти грандиозные планы могут по какой-то причине не осуществиться, мало. Если бы не было природных и человеческих ресурсов, тогда следовало бы беспокоиться и усиленно думать, как построить что-то, когда строить не на чем и не из чего. Но ведь всё необходимое есть и с огромным избытком. Тартария богата всеми природными ресурсами, как никакая другая страна в мире — нужно только научиться добывать и использовать их с умом. Нет ни одной веской причины, чтобы не осуществить это. Поэтому, время, не останавливайся! Я выйду из лимузина, сольюсь с Великой пустотой, стану Президентом и выведу Тартарию в мировые лидеры по всем показателям!"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза