Усадьба «Розель»

Не выспавшийся и хмурый, он был явно очень недоволен всей этой затеей. На самом деле журналистка и сама не испытывала бурного восторга от перспективы снова оказаться в том жутком доме. И вообще в этих местах царила тяжелая, гнетущая атмосфера. Хотелось поскорее оказаться на теплой кухне с чашкой чая в руках. Однако следовало довести начатое до конца.

Когда между деревьями мелькнули серые каменные стены, Миле снова сделалось не по себе. Перед глазами пронеслась картина унылого второго этажа усадьбы с непонятно откуда взявшимся рогом, голыми стенами в бурых пятнах и детским сандаликом на ступеньке лестницы. Девушка судорожно сглотнула. Теперь ей предстояло спуститься в подземелье под этим зданием. Кто знает, может быть, они прямо сейчас стоят у порога разгадки тайны немецкого клада?

Олег вновь предпочел в этом не участвовать. Когда Мила и Макс, подготовив фонарики и камеру, собрались спускаться в подвал, вход в который находился с северной стороны здания, Лалин присел на капот машины.

— Я вас тут подожду, — сказал Олег, доставая сигареты. — Если дом начнет рушиться… ну там бомбежка или метеорит — свистну.

— Вот ты дурак, Лалин — со смехом бросила журналистка, стараясь за напускным весельем скрыть волнение и страх.

Мила храбрилась, спускаясь по каменным, уже крошащимся от времени, ступеням, и болтая о всякой чепухе. Кажется, рассказывала Максу о каком-то случае из своей журналистской деятельности.

Деревянная дверь легко поддалась под нажимом плеча Максима и со скрипом открылась. Внутренний вид подземелья немного разочаровал девушку. Она ожидала увидеть что-то в духе средневековых казематов с решетками и цепями. Но пока из темноты их фонарики выхватывали только пустые стены и углы, затянутые паутиной. А еще здесь оказалось довольно холодно. И все же подвалом это место назвать было нельзя. Это оказалось настоящее подземелье со множеством коридоров и одним большим колонным залом. Чтобы выяснить, куда все эти ходы вели, наверное, нужно было много времени.

— Я слышал еще в детстве, — стал рассказывать Максим. — Что отсюда точно есть ходы на старое сельское кладбище, а еще в лес и к речке. Вроде как первый владелец усадьбы боялся покушения, вот и продумал несколько путей для побега. Но вообще это могут быть просто выдумки.

Мила расстроилась — если сокровища спрятаны в каком-нибудь из этих ходов, им никогда их не найти.

— Интересно, а те, кто жил здесь уже в наше время, знали об этом? Спускались сюда? — спросила она.

— Возможно, — неопределенно покачал головой парень.

Когда луч фонаря упал на несколько деревянных ящиков, стоявших у стены, Мила, забыв обо всех предосторожностях, бросилась к ним. В ящиках оказались старые немецкие противогазы времен Второй мировой войны…

— Ого, — прокомментировал находку Макс. — Я еще такого не находил.

Также среди противогазов обнаружились фляги, ложки, кружки, губная гармошка, бинокль, и еще какие-то предметы, входящие в снаряжение солдат Вермахта.

— Откуда это все? — изумилась Мила, крутя в руках немецкий кожаный подсумок, а затем бросив его обратно в ящик.

— Наверное, эти вещи оставались в доме, когда пришли русские части и немцы драпанули, — предположил молодой человек. — А потом за ненадобностью весь хлам сгребли и оттащили сюда. Для поисковиков и черных копателей это была бы настоящая находка.

— Кстати, — девушка, вспомнив слова их вчерашних собеседниц, повернулась к своему спутнику. — А ведь тут вроде как взрыв был? Местные жительницы рассказывали, что во время войны русский капитан взорвал немецкий штаб. И ты вчера об этом упоминал. Но, получается, никакого взрыва не было?

— Нам еще на уроках в школе говорили, что такой случай действительно имел место. Только гранатами само здание, тем более столь основательно построенное, взорвать вряд ли бы удалось. Просто вылетели стекла, внутри погибли люди, случился пожар…

— Тогда все логично.

Максима больше впечатлила иная находка. В подземелье они нашли граммофон и целый ящик старых грампластинок известной английской фирмы «Граммофон», основавшей в Риге в 1901–1902 годах фабрику «Пишущий Амур». Тогда это была первая фабрика по изготовлению грампластинок в Российской империи. Граммофон, надо полагать, был той же фирмы.

— Уникальный прибор! — Максим, скорее всего, сейчас жалел о своем принципе ничего не брать из покинутых хозяевами домов. — Рижская фабрика в то время была единственной в России, освоившей выпуск таких штуковин, и считалась лучшей в Европе.

Журналистка потрогала большой медный рупор граммофона, покрытый слоем пыли, и сфотографировала его с разных ракурсов.

— У моего отца есть небольшая коллекция грампластинок послевоенного производства, — пересматривая найденные пластинки, поведал парень. — А вот довоенные мне еще не попадались… Смотри, какие красивые этикетки и конверты!

Пластинки действительно были оформлены премило — украшены изображениями пухленьких Амурчиков.