После обеда пошли в сад пить кофе. Гретхен, всё время державшаяся букой по отношению к Самуилу, стала за стулом Христины.
- Слушай-ка, Гретхен, - сказал пастор, наливая на блюдечко горячий кофе, - мне надо с тобой поговорить.
- Со мной, г-н пастор?
- С тобой, и притом о самых серьёзных вещах. Тебя это смешит? А между тем ведь ты уже не дитя, Гретхен. Тебе скоро должно исполниться восемнадцать лет.
- Ну, так что же, г-н пастор?
- А то, что в семнадцать лет девушке пора подумать о будущем. Ведь ты не собираешься всю жизнь прожить со своими козами?
- Ac кем же вы хотите, чтобы я прожила её?
- С честным человеком, который будет твоим мужем.
Гретхен со смехом покачала головой и сказала:
- Да кто же меня за себя возьмёт?!
- Дитя моё, это вовсе не так уже невероятно. Ты представь себе, что это случилось бы на самом деле?
Пастушка сделалась серьёзной.
- Вы вправду говорите?
- Ведь я же тебя предупреждал, что собираюсь серьёзно поговорить с тобой.
- Если вы говорите серьёзно, - ответила Гретхен, - так я отвечу вам серьёзно. Ну так вот: если бы за меня посватались, я бы отказала.
- Почему же так?
- Вы спрашиваете почему, г-н пастор? Прежде всего потому, что моя мать, когда вы её крестили, посвятила меня Деве Марии.
- Это было против моего желания и против нашей религии, Гретхен. Кроме того, этот обет был дан ею, а не тобой, и потому он тебя ни к чему не обязывает. Так что, если у тебя нет никаких других причин…
- Нет, г-н пастор, есть и другие. Я не хочу никогда ни от кого зависеть. Никогда у меня не было никакой крыши над головой и никакой воли над моей волей. Выйди я замуж, мне надо будет покинуть своих коз, свою траву, свой лес, свои скалы, придётся жить в деревне, ходить по улицам, жить в домах. Мне и без того не хочется сидеть в комнатах зимой. По праздникам мне душно и тесно в таких одеждах, как эта. Ах, г-н пастор, если бы вы когда-нибудь проводили летние ночи так, как я, на вольном воздухе, под звёздами, на постели из мха и цветов, которую каждый день перестилает сам господь бог! Знаете, есть такие монахи, которые на всю жизнь запираются в монастырях и кельях… А мой монастырь - лес. Я так и останусь лесной монашенкой. Я себя посвящу уединению и Деве Марии. Я не хочу принадлежать мужчине. Теперь я иду, куда хочу, делаю, что нравится, а замуж выйду, придётся делать то, что муж скажет. Вы скажете мне на это, что я гордая. А я просто питаю отвращение к жизни на миру, который гадит и пачкает все, к чему прикасается. Этому меня, должно быть, научили мои милые цветочки, я видела, как они умирают, когда их выдернут из родной почвы или затопчут. Вот от этого-то я и не хочу, чтобы меня кто-нибудь трогал. Мне кажется, что я от этого тоже умру. Знаете, г-н пастор, моя мать дала свой обет не из самолюбия, а из материнской любви ко мне. Она хотела этим не грехи свои искупить, а сделала это, вспоминая свои страдания. Любовь мужчины унизительна и жестока. Молодые лошади, ещё не знающие узды, убегают, когда к ним подходят. Я тоже, как дикая лошадь, не хочу, чтобы меня взнуздали.
Все это было сказано девушкой с таким гордым и решительным видом, с таким диким и несокрушимым целомудрием, что Самуил невольно перевёл на неё свой пылающий взгляд. Его покорила эта очаровательная и необузданная девственность. Он смотрел на неё в упор.
- Ну, а если бы за тебя посватался не простой крестьянин, а человек высшего происхождения? Если бы, например, я захотел бы на тебе жениться?
- Вы? - проговорила она, как бы колеблясь дать ответ.
- Да, я. Знаешь ли ты, что я способен это сделать?
Ему даже казалось, что в эту минуту он говорил правду.
- Если бы вы в самом деле это сделали, - ответила она, помолчав с минуту, - так я бы ещё решительнее отказала. Я сказала, что ненавижу деревни. Так неужели же я могу любить города! Я сказала, что одна мысль о мужчине возмущает меня. И вы совсем не такой мужчина, к которому я чувствовала бы меньшее отвращение, чем к другому.
- Ну, спасибо тебе за любезность, я её не забуду, - сказал Самуил, разражаясь угрожающим смехом.
- Ты ещё пораздумаешь, Гретхен, - поспешил пастор замять неприятный разговор. - Вспомни, что рано или поздно приходит такой возраст, когда ноги человека отказываются лазить по скалам и прыгать через пропасти. Впрочем, когда ты узнаешь имя того доброго парня, который хочет взять тебя в жены, то ты, может быть, ещё и передумаешь. С тобой ещё поговорит об этом Христина.
На этом разговор закончился. Через несколько минут Гретхен, чувствовавшая себя очень неловко в непривычной обстановке, не говоря ни слова, исчезла. Пастор перелистывал своего Линнея. Лотарио, встав из-за стола, весь погрузился в созерцание своей новой игрушки. Христине пришлось одной занимать гостей.
Глава двадцатая
Ущелье Дьявола