Ущелье дьявола

- Что же, разве ты находишь, что я не так выговариваю её имя, что ли. Почему ты не хочешь, чтобы я выражал словами твои затаённые мысли? А так как я полагаю, что ты едешь в Ландек не исключительно для господина Шрейберз и Лотарио, то могу же намекнуть на то, что это делается ради Христины.

- А если бы даже и из-за неё?

- Если из-за неё, то, очевидно, есть и какая-нибудь цель, и так как я не допускаю, чтобы твоей целью была женитьба…

- Да почему же ты этого не допускаешь?

- Почему? Ай, ай, ай! Как ты молод! Да по двум причинам, целомудренный мой мальчик. Первая та, что барону Гермелинфельду, который так богат, пользуется таким почётом, такой властью, незачем выбирать в жены сыну какую-то крестьянку, когда есть столько дочерей графов, князей и миллионеров, которые бы сочли за счастье носить его фамилию, а вторая - что ты и сам не захочешь этого. Ну разве можно в твои годы жениться?

- Для любви не существует возраста.

- То любовь, а то женитьба: две вещи разные, друг мой. И он заговорил глубоким и страстным голосом.

- О! Я не осуждаю! Любовь это наслаждение. Чувствовать, что ты владеешь человеческим существом, что ты покорил душу, чувствовать, что у тебя с ней бьётся как бы одно сердце, продолжать своё существование в своём потомстве, разумеется, все это возвышенно и прекрасно! Я властолюбив в любви, как Прометей! Но вопрос заключается именно в том, чтобы любовь была как можно разнообразнее, следует обогащать своё чувство всеми встречающимися в жизни преданностями, упиваться любовью при всяком представляющемся в жизни случае. Дурак, кто довольствуется только одной женщиной и которому достаточно удвоить себя, когда он имеет возможность усотерить себя. От этого женщины плачут? Тем хуже для них! Море есть море только потому, что оно всасывает в себя все капельки всех речек. А я, я хотел бы упиваться слезами всех женщин, чтобы почувствовать удовлетворение и гордость океана.

- Ошибаешься, друг, - ответил Юлиус, - величие заключается не в том, чем я обладаю, а в том, что такое я представляю собой. Богатство не в том, что я получаю, а в том, что я даю. Я отдамся весь и навсегда той, которую полюблю, я не стану дробить моё сердце на пятьдесят разных мимолётных низких увлечений, я сосредоточу страстную силу его на одной нежной, глубокой и вечной любви. И совсем не буду от этого казаться слабым и скупым существом. Именно единой любовью только и может человеческая радость достигнуть небесного блаженства. Дон Жуан со своими тысячью тремя любовницами кончил адом, а Данте со своей единственной Беатрисой - раем.

- Ты видишь, что всё-таки наш теоретический разговор пришёл к поэтическому концу и к литературной любви. Но вот мы и у перекрёстка. Поедем потише и обратимся к действительности. Во-первых, мы опять-таки скажем только свои имена, но не фамилии.

- Да, - сказал Юлиус, - но я это делаю отнюдь не из недоверия к ней, а из сомнения в себе самом. Пускай она думает, что я простой бедный студент, мне надо убедиться, что она любит меня самого, а не мою знатность.

- Да! Хороша такая любовь! Известное дело, - сказал Самуил. - Но все же, выслушай ещё одно моё дружеское предложение. Ну, положим, ты женишься на Христине: следовательно, надо, чтобы она согласилась выйти за тебя замуж. Самое главное заставить её полюбить тебя. Так вот, в этом случае я и предлагаю тебе: располагай мной, когда только тебе будет угодно. Ты можешь найти во мне и советчика, и даже… даже, иногда и это пригодится, химика.

- Замолчи! - вскричал Юлиус с ужасом.

- Напрасно ты волнуешься, - продолжал спокойным тоном Самуил. - Ловелас, который был не чета тебе, а и тот не мог обойтись без этого, когда полюбил Клариссу.

Юлиус посмотрел Самуилу прямо в глаза.

- Ты должно быть ужасно развращён, если мысль об этой честной, благородной девушке может внушить тебе такие чудовищные средства, у тебя, вероятно, очень чёрная душа, что даже при таком ярком солнце в ней копошатся только одни гады. Подумай: Христина такая доверчивая, такая чистая, невинная, простодушная… и вдруг злоупотребить её добротой и искренностью! Разумеется, погубить её совсем не трудно! Не надо ни чар, ни твоих любовных напитков, здесь волшебства совершенно бесполезны, достаточно одной её души.

Потом, как бы говоря сам с собой, он прибавил:

- Она была права, что не доверяла ему, и меня предупреждала насчёт него.

- Так она говорила это? - спросил Самуил со злостью. - Она предупреждала тебя против меня? Может быть она ненавидит меня? Берегись! Ты видишь, я ею решительно не интересовался, преспокойно оставил её тебе. Но дело-то вот в чём: если она станет ненавидеть меня, то я её непременно полюблю. Ненависть это преграда, равносильная, в моих глазах, поощрению, это препятствие… а я их люблю. Если бы она любила меня, я бы не обратил и внимания на неё, но раз она меня ненавидит… то берегись!

- Сам берегись! - вскричал Юлиус. - Если дело дойдёт до этого, то за неё я не пощажу лучшего друга. Знай, что мне не жалко отдать жизнь ради счастья любимой женщины!