На минуту снова у неё промелькнула мысль о Готтлобе. Но он уже стал представляться иным в её воображении. Она не могла вспомнить о нём без отвращения. Чего он хотел от неё, этот мужик с мозолистыми руками, с грубыми манерами, неповоротливее его собственных быков! И вдруг она завидует Розе? Ревнует его к Розе? Нет! Нет! Ей нужен не такой муж и друг, не такой пень с руками, созданными для плуга, ей нужен юноша с открытым челом, с нежными объятиями, глубоким, проницательным взором, учёный, знающий все тайны трав, все лекарства для ланей и исцеляющий раненые души, умеющий лечить и умерщвлять.
Вдруг песок захрустел под чьими-то шагами. Она встрепенулась и вскочила на ноги.
Она широко раскрыла глаза.
Перед ней стоял Самуил.
Глава сорок четвёртая
Не следует шутить преступлением
При виде Самуила Гретхен выпрямилась и бросилась назад, но при этом как-то инстинктивно протянула к нему руки.
Самуил стоял неподвижно, при лунном освещении лицо его казалось ещё бледнее и не выражало ни насмешки, ни торжества, ни ненависти, оно было сурово и даже мрачно. Он показался Гретхен ещё величественнее.
Она продолжала пятиться к двери своей хижины, в ней шла борьба между страхом и очарованием, ноги её направлялись к хижине, а рука и шея протягивались вперёд к Самуилу.
- Не подходи ко мне! - дико вскрикнула она. - Скройся, демон! Ты страшен мне. Я ненавижу тебя, презираю, слышишь? Именем отвергнутой тобой Святой Девы повелеваю тебе: сгинь!
И она осенила себя крестным знамением.
- Не приближайся ко мне! - повторила она.
- Я не пойду к тебе, - медленно ронял слова Самуил.
- Шагу не сделаю к тебе. Ты сама придёшь ко мне.
- Ах! Может быть, - простонала она с отчаяньем. - Я не знаю, чем ты опоил меня. Верно каким-нибудь адским зельем. Это яд? Да?
- Нет, не яд, а сок любимых тобой цветов, которые опорочили меня в твоём воображении. Это такой эликсир, в котором содержится экстракт сил природы, способный пробудить спящие силы творческой жизни. Любовь в тебе дремала, я её пробудил к жизни. Вот и все.
- Увы! Цветы изменили мне! - вскричала она в исступлении.
Потом, устремив на Самуила скорее печальный, чем гневный взор, она тихо промолвила:
- Да, я вижу, что ты сказал правду, ещё покойная мать моя все твердила мне, что любовь это страдание, и теперь, видишь, я страдаю. И она ещё раз попробовала уйти.
Самуил не трогался с места. Его можно было принять за статую, если бы в его глазах не вспыхивали молнии страсти.
- Если ты страдаешь, - проговорил он, - то почему же ты не просишь меня исцелить твои муки?
А голос его, тихий и нежный, так и лился в душу Гретхен. Она сделала к нему шаг, потом другой, потом третий. Но вдруг снова бросилась стремительно назад.
- Нет, нет, нет! Не хочу! Ты страшный, проклятый человек! Ты хочешь моей погибели.
Потом она вдруг спросила его ласковым, покорным голосом:
- А правда, что ты можешь исцелить меня?
- Думаю, что могу! - ответил Самуил.
Она вынула из кармана складной нож, открыла его и подошла к Самуилу твёрдыми шагами.
- Не тронь меня, а то всажу в тебя нож, - сказала она.
- Ну так исцели же меня!
Но вдруг она отшвырнула нож далеко от себя.
- Что это? Я, кажется, схожу с ума! - прошептала она.
- Я прошу его вылечить меня, а сама угрожаю ему! Нет, мой Самуил, не бойся ничего. Видишь, я бросила нож. Умоляю тебя! У меня страшно болит голова. Прости меня! Исцели меня! Спаси меня!
Она упала перед ним на колени и обхватила руками его ноги.
Это была группа, достойная кисти художника. Луна проливала свой холодный, бледный свет на дикие скалы, и тут же, у ног этого мраморного изваяния, билась в истерике молодая девушка с развевавшимися по ветру волосами. Скрестив на груди руки, Самуил стоял и молча наблюдал за разгоравшимся пламенем страсти, которую он сам зажёг в этой молодой, непорочной душе. Необычайное возбуждение овладело Гретхен. Она была чудо, как хороша.
- Ах, ты все ещё сердишься на меня, - говорила с мольбой прекрасная молодая девушка. - Зачем ты ненавидишь меня?
- Я вовсе не думаю ненавидеть тебя, - ответил Самуил. - Я люблю тебя. Ты сама ненавидишь меня.
- Нет, теперь уже нет, - прозвучал её тихий голос, и она подняла к нему своё очаровательное личико.
И вдруг она взвизгнула:
- Ложь! Я всё-таки ненавижу тебя!
И бросилась было бежать. Но, ступив три шага, она свалилась, как сноп, на землю и лежала без движений… Самуил не сделал к ней ни шагу. Он только произнёс её имя:
- Гретхен!
Она поднялась на колени и беззвучно протянула к нему руки с умоляющим видом.
- Так иди же сюда, - сказал Самуил.
Она потащилась к нему ползком, цепляясь за растения.
- У меня нет больше сил, - простонала она. - Подними меня.
Он наклонился, взял её за руки и поставил на ноги.
- О! Какой ты сильный! - воскликнула она, как бы гордясь им. - Дай мне взглянуть тебе в лицо.
Она положила руку к нему на плечо и откинула голову, словно не могла им налюбоваться.
- Ты прекрасен! - сказала она восторженно. - Ты имеешь вид властителя ночи.