Пометалась по квартире. Потом, легко шлепнув себя по лбу, словно о чем-то догадалась, побежала на кухню, сняла с антресолей ящик с инструментами. Принесла в гостиную, отодвинула кресло, стамеской отогнула плинтус, аккуратно пережала клещами электропровод и надломила его. Включила свет – не горит. Отлично! В довершение ко всему притащила стремянку, поставила под люстру. Степан вошел, увидел Наталью с инструментами:
– Ты чего задумала, извращенка?
– Заткнись, идиот. Нянька слышала, чем мы здесь занимались. Садись и чини провод.
Она едва успела выйти из ванной, по-домашнему прибранная, как в квартиру влетел Владимир Михайлович с рыдающей и прячущейся за его спиной Полиной. «Брат» заканчивал заматывать провод изолентой.
– Володенька, дорогой. – Кинулась к нему удивленная жена. – А ты раньше освободился? Вот и хорошо, пообедаем вместе. Сейчас как раз девочки из школы придут. Ты представляешь, – тараторила она, не давая вставить слова оторопевшему мужу, – включаю свет, а он не горит. И лампочки проверяла, чуть со стремянки не свалилась – все исправные. Пришлось Степку вызывать. Мальчишку с улицы попросила сбегать. Он тут искал, искал в чем дело, еле нашел.
Степан поднялся с корточек, нажал на выключатель – лампочки загорелись.
– Ну вот, порядок! А вы это кресло особо не двигайте. А то шарашите его туда-сюда. Оно тяжелое, вот провод и перебился. По потолку прошелся – вроде в порядке все. Пришлось плинтуса отгибать. Вот – нашел. Здравствуй, Владимир Михалыч! – Он бодро протянул руку хозяину.
– Полиночка, а ты что ж вернулась, кошелку бросила и убежала? Даже не сказала ничего. – Наташа вдруг осеклась на полуслове. Посмотрела на них будто повнимательнее. – Что это с вами? Что-то случилось? Володенька, говори, что произошло? Что-то с девочками?
– Полина, что все это значит? – Доктор недобро взглянул на онемевшую няню. – Здравствуй, шурин. Извини, тут недоразумение вышло. – И опять повернулся к Полине. – Я жду объяснений.
Та стояла ни жива ни мертва. Снова принявшись рыдать, она клялась и божилась, что все до единого слова, что она сказала, – правда. Ей нет резона обманывать своего благодетеля, своего доктора, в котором она души не чает, которому всю жизнь верой и правдой служила и будет служить. Только Владимир Михайлович оставался строг.
– Не ожидал от тебя, Полина, не ожидал.
– Какая правда, что за правда? Вы о чем? – делала круглые глаза Наталья.
– Потом поговорим, – отрезал муж, и тут в дверь позвонили. – Девочки вернулись. Давайте обедать. Накрывай, пожалуйста, Полина.
За столом сидели молча. У каждого был свой повод молчать: хозяин обдумывал сложившуюся ситуацию; Наталья изображала легкое недоумение и недовольство, что ей ничего не объяснили; «брат» тактично не лез в дела семьи; Зоя последнее время вообще предпочитала ни с кем не разговаривать («сестры» даже из школы возвращались в молчании); а Кате было все равно – ну молчат и молчат – тем лучше. Полина незаметно тихо подавала блюда.
После обеда все разошлись, и Владимир Михайлович поведал жене о сегодняшнем происшествии. Та выразила такую неподдельную обиду и негодование, что оставалось усомниться только в честности или разуме (что, вероятнее всего, в ее-то возрасте) Полины, чем подвергнуть недоверию репутацию Наташи.
Разговор состоялся недолгий. Полина ждала этого и сказала, что уйдет жить к себе, только просила разрешения видеться с Зоей. Доктор пообещал. Вызвали шофера, погрузили вещи. Зоя смотрела в окошко своей каморки на удаляющуюся машину.
У подъезда Полининого дома Владимир Михайлович все же не удержался, хоть и обещал себе этого не делать:
– Полина, я только одного не пойму, зачем ты все это придумала, сорвала меня с важной лекции?
Та грустно посмотрела:
– Я не врала. Скоро сами во всем убедитесь.
Доктор досадливо мотнул головой. Донес до комнаты вещи и, молча поцеловав няню в седые волосы, пошел вниз по лестнице.
Так Зоя осталась совсем одна.
Паша уходит
– Кать, а меня в армию забирают. – Паша взял подругу за руку. Она молчала и смотрела в пол. – Кать, ну что ты молчишь?
– Надолго?
– На два года.
– Понятно. – Снова замолчала.
– Кать, ну что ты снова молчишь?
– А что говорить?
– Ну не знаю. Что будешь ждать, писать. Что там еще говорят в таких случаях?
– Буду ждать. Буду писать. – Катя подняла на него глаза, полные слез.
Первый раз Паша видел, чтобы она плакала.
Все это время они встречались в бывшей Катиной комнате в бараке. Вернувшись домой из школы, Катя обедала и уходила гулять «с подружками». А сама со всех ног неслась к своему старому дому, где Паша уже ждал ее.
Катя и не думала, что может вот так влюбиться. Она боялась своих чувств и старалась не показывать виду. Но теперь, узнав, что ей придется расстаться со своим любимым, единственным важным и дорогим для нее человеком, она не смогла сдержаться, хоть и пыталась. Ей стало страшно оставаться одной.
– Катюш, ты чего? Ты из-за меня?
Она помотала головой и шмыгнула носом:
– Да.