Условный переход (Дело интуиционистов)

Кирилл сказал «добрый день» и заказал двойной бурбон. Во-первых, он хотел унять волнение, во-вторых, считал, что, сделав заказ, он расположит к себе бармена. Тот честно воспользовался мерным стаканчиком, чего бы никогда не сделал во время туристического сезона.

Бурбон придал смелости, и Кирилл заговорил о часах. Слушая его, бармен кивал и продолжал натирать все тот же бокал.

«У меня тогда было туго с деньгами, – рассказывал Кирилл, – были только часы и вот это…»

Для начала он выложил на стойку гвоздь. Бармен покачал головой и ответил, что ему нужно посоветоваться с хозяином. «Разумеется», – согласился Кирилл. Бармен оставил в покое бокал и куда-то ушел. Гвоздь остался лежать на стойке рядом с брошенным полотенцем.

Он нисколько не сомневался, что Кирилл говорит правду, но часы находились в сейфе, а ключи от сейфа были только у владельца кафе, господина Петито. Услышав, что объявился хозяин часов, Петито очень расстроился, но, будучи человеком порядочным, решил вернуть дорогую вещь без лишних разговоров. Впрочем, он потребует себе сотню – двадцать за фонарь и восемьдесят за хранение залога. Он открыл сейф, достал часы и уже собрался было передать их бармену, как вспомнил, что на крышке часов выгравирована какая-то надпись. Петито велел спросить у «того типа», что выгравировано на крышке.

– Там, кажется, по-русски, – сказал бармен, – я не знаю этого языка.

– Но он-то должен знать! – резонно возразил Петито.

Бармен кивнул и вернулся в зал. Но спросить о надписи было не у кого. Незнакомец, потребовавший вернуть свою вещь, лежал на полу лицом вниз. Из спины, под левой лопаткой, торчала ручка ножа для колки льда. Робот-уборщик невозмутимо вытирал алую кровь с желтой плитки.

7

«Шеф чем-то расстроен не по твоей вине», – такую характеристику дала Яна утреннему состоянию Шефа. Не спрашивая подробностей, я прошел к нему в кабинет. Шеф наматывал проволочку на палец. Он соизволил поднять на меня глаза только после того, как я дважды поздравил его с «прошедшими» и «наступающими».

– Что бы это значило, – произнес он задумчиво, – k slozheniju vlipajut ne opahivajut.

– Чего?! – изумился я. – Это вы на каком языке?

– Неужели у меня такое ужасное произношение! – обиделся он.

«О, да!» – подумал я, но вслух этого не сказал.

– Шеф, я, кажется, понял. К сложению влипают не… пардон… куда?

– Не опахивают. Я посмотрел в словаре. «Опахать» означает вспахать землю вокруг чего-нибудь. Яна предположила, что это что-то пифагорейское. Но меня смущает слово «влипают», оно из твоего лексикона.

– Из моей кармы, скорее… Однако, вы правы, вместо «не опахивают» я бы употребил «не расхлебывают» или «не отмазываются».

– Ты подразумеваешь, что там есть тире. Но его нет, в этом вся проблема.

– Непростая проблема, – кивнул я, – вы из-за нее лишили Яну каникул? Про себя я не спрашиваю.

Шеф тяжело вздохнул и принялся разматывать проволоку. Я насчитал пять витков – не слишком хорошо для конца года.

– В Браске убили человека… – начал он, и у меня непроизвольно вырвалось:

– … с гвоздем?!

– А ты откуда знаешь?

– Догадался, – соврал я. – Лия, должно быть, огорчится.

– Не думаю. Это был другой человек с гвоздем.

– Сколько же их на свете… Подробности известны?

– В полном объеме, – ответил Шеф и рассказал, как он попросил Стевана Другича, с которым проработал десять лет бок о бок, найти подходящего человека, чтобы забрать из «Дориды» часы, принадлежавшие ЧГ. Фраза, поставившая Шефа в тупик, была выгравирована на крышке часов.

Я спросил:

– Местной полиции известно, что Кирилл Хинчин работал у Другича?

– Да, поскольку им удалось установить его настоящее имя. Другич, разумеется, сказал, что о визите Кирилла в «Дориду» он ничего не знает. По кредитной карточке, которую он передал Хинчину, его не отследят. Будем надеяться, что не отследят, – оговорился Шеф.

– А что по поводу личности убийцы?

– Ничего. Нож для колки льда взяли с барной стойки. Посторонних следов на нем нет. Нет и свидетелей, которые видели, что бы кто-то входил в кафе в то время, когда произошло убийство.

– У кого-то тоже кончились боеприпасы, – заметил я.

– Принесешь чек, оплачу, – буркнул Шеф недовольно, – что ты узнал о Борисовой?

– Сорок один год, из них полгода, как вдова. Ее покойный муж, Игорь Борисов, был президентом фаонского «Роботроникса», ему принадлежало сорок процентов акций компании и «Дум-клуб». В его смерти нет ничего криминального: в девяносто восемь любой может скончаться после неудачной пересадки искусственного сердца. Большая часть его акций отошла к детям от первых двух жен, «Дум-клуб» целиком достался Изиде, она им управляет и, как говорят, успешно. Живет одна в доме, который также достался ей в наследство от мужа. Детей нет, любовники есть или, во всяком случае, должны быть, – например, Олли Брайт, о котором вы, как пить дать, слышали или даже видели. Увлекается какой-то древней эзотерикой, медитирует и посредничает…

– Между кем и кем? – перебил Шеф.

– Этого я не знаю. Она медиум.

– Ах, в этом смысле… Продолжай.

– Продолжаю. Вернее, продолжу – сегодня же. В полдень мне назначено свидание у нее дома.