Успех

В санях он всячески проявлял свою заботу, порою даже излишнюю. Она сидела, тепло укутанная широкой меховой полостью, понемногу приходя в себя, испытывая приятное чувство защищенности. Неслышно и в меру быстро скользили сани по снежному насту. Полукружье гор, безучастных и первозданных, четко обрисовывалось в ровном свете полумесяца, и после беспорядочного шума и гама в «Пудренице» эта незыблемость действовала благотворно. Крупы лошадей мерно колыхались за широкой спиной возницы. Пауль Гесрейтер молчал. Слышно было лишь его дыхание, из полного, полуоткрытого рта вырывались клубы пара. Чуть скосив карие с поволокой глаза, он нежно поглядывал на молодую женщину.

Дорога змеилась по краю карниза, над глубокой пропастью — Чертовым ущельем. Внизу по дну ущелья были виртуозно проложены дороги: скрепленные между собой скобами доски, крутая лесенка, прорубленная в зловеще-высоких выщербленных скалах, проложенные сквозь камень туннели, осыпаемые брызгами низвергающегося вниз водопада. Сейчас все это было схвачено льдом, перила во многих местах сломались, зима сделала непроходимыми эти рискованные, хитроумные пути через ущелье. Но их необходимо было срочно восстановить для приезжих. На завтра, после зимнего перерыва, было назначено торжественное открытие ущелья. И для того, чтобы открытие состоялось в срок, сейчас, среди ночи, здесь трудилось множество рабочих. В зыбком свете ручных фонарей они висели над обледеневшими выступами, рискуя при малейшем неверном шаге сорваться в пропасть. Одни висели на ремнях, других поддерживали товарищи, третьи цеплялись за скалы «кошками», все что-то прибивали, сваривали, крепили, чтобы на следующий день господа туристы между ленчем и полдневным чаем с танцами снова могли без риска пройтись по обледеневшему, диковинному ущелью.

Рабочие махали руками и весело подшучивали над запоздалыми путниками. Они не видели в своей работе ничего необычного. Гесрейтер отвечал им шутками в том же духе и на том же местном наречии. А сам все это время терзался страхом, не захочет ли Иоганна повернуть назад, прежде чем они доберутся до Гризау. Она зябла, была разбита и опустошена беспрестанной сменой надежд и разочарований, всем пережитым. Он нежно привлек ее к себе. Она тут же прислонилась головой к его плечу. Его дыхание участилось, он почувствовал, как сильнее забилось сердце. Окрыленный ее близостью, он дал волю фантазии. Размечтался о грандиозном расширении своего предприятия; он непременно отправится с Иоганной в деловую поездку по югу Франции, осмотрит тамошние керамические фабрики. Инфляция в Германии привела к тому, что труд как художников, так и рабочих стоит дешево, и это позволит ему сбывать свои изделия по демпинговым ценам. Он завоюет американский Запад. Каждому фермеру — мюнхенскую керамику! Он осуществит замыслы создателя серии «Бой быков». За счет расширения сбыта ходовой продукции он сможет выпускать и подлинно художественные вещи. Сфера влияния «Южногерманской керамики Людвиг Гесрейтер и сын» будет простираться от Москвы до Нью-Йорка.

Но вот и Гризау. Возница спросил, поворачивать ли ему обратно. В глубине широкой, заснеженной долины виднелась погруженная во тьму гостиница. Гесрейтер взглянул на уставшую женщину, прижавшуюся к его плечу. Немного неуверенно, но деланно бодрым тоном, словно это само собой разумеется, он велел вознице позвонить. После долгих минут ожидания появился заспанный слуга, весьма недовольный тем, что его разбудили посреди ночи, да вдобавок даже не американцы, расплачивающиеся полноценной валютой. Но щедрые чаевые Гесрейтера сделали его более сговорчивым. Конечно, господа могут получить горячий чай. Иоганна ни единым словом не выразила своего одобрения или недовольства поведением Гесрейтера. Слуга включил лишь несколько ламп, и в их свете огромный зал казался непривычно безжизненным. Они сидели в этом огромном, скупо освещенном зале, затерявшись в уголке, и чувствовали себя как-то ближе друг другу. После долгой езды по морозу здесь, в тепле, приятно стали отходить окоченевшие руки и ноги. Нет, не имело никакого смысла сразу же возвращаться назад. Господин Гесрейтер заказал комнаты. Иоганна смотрела на него устало, обезоруженно, она ведь точно знала, что будет дальше.

Принесли чай, он теплой волной разлился по телу. Гесрейтер некоторое время весело болтал, потом умолк, глаза его стали еще более томными. Иоганна мысленно сравнивала сидевшего рядом человека, странно притихшего, изящного, окружавшего ее нежной заботой, страстно ее желавшего, но не позволявшего себе ни малейшей вольности, погруженного сейчас в какие-то мучительные раздумья, с порывистым, резким Тюверленом. «Какого вы мнения о Тюверлене?» — внезапно спросила она. Господин Гесрейтер от неожиданности вздрогнул, от прямого ответа уклонился. Иоганна настаивала.

Выяснилось, что г-н Тюверлен не очень симпатичен г-ну Гесрейтеру. Он мялся, что-то недоговаривал, восполняя недомолвки широкими взмахами рук. Он даже вспотел. Наконец выспренно и туманно объяснил, что думал, будто Иоганна дружна с Тюверленом.