Успех

Художник Грейдерер, знавший по-испански всего несколько слов, в сильном возбуждении пытался завести доверительный разговор со своим соседом. Тот с живостью ему отвечал. Баварец и испанец, толком не понимая друг друга, горячо спорили, размахивая руками, довольные каждый интересом со стороны другого. Для Грейдерера, чрезвычайно восприимчивого к любым народным зрелищам, бой быков был главным событием его путешествия по Испании, которое он позволил себе, пока его картины еще пользовались успехом. Он был наслышан о крови, вспоротых лошадиных брюхах и прочих ужасах, и теперь ждал, полный любопытства и нетерпения.

Утренняя процессия произвела на него большое впечатление. Наблюдая мюнхенские процессии в дни праздника тела Христова, он постепенно стал знатоком и ценителем подобных зрелищ и теперь не упускал ни малейшей подробности. Нескончаемой чередой проплывали мимо него тяжелые, красочные одеяния священнослужителей, с варварской роскошью изукрашенные сверкающими драгоценностями святые, которых несли на носилках скрытые от глаз публики мужчины, чьи равномерные шаги тоже действовали возбуждающе; расшитые золотом мундиры офицеров и чиновников, хоругви, неиссякаемые сокровища кафедрального собора; помпезные воинские колонны. Люди, кони, орудия. И все это шествовало по цветам, густо устилавшим мостовую, под протянувшимися над улицами тентами, надежно защищавшими от жгучего солнца, среди ковров, свисавших с балконов и окон. Художник Грейдерер неотрывно глядел на все это великолепие.

Теперь, после полудня, все эти тысячи участников процессии завладели цирком. Они заполнили белые каменные ряды, уходящие высоко-высоко в ослепительно-синее небо, перекинули через перила пестрые платки и после ладана, мучеников и утренней святости страстно жаждали увидеть кровь быков, распоротые лошадиные брюха, поддетых на рога и растоптанных людей. Громкие голоса разносчиков, предлагавших пиво, сладости, фрукты, программы, веера. Скамьи, усеянные рекламными листками. Серые, с широкими полями касторовые цилиндры мужчин, напоминающие пироги, праздничные шали женщин. Шум, ожидание, пот, общее возбуждение.

Но вот на арену выступила квадрилья. Стремительно, под бравурные звуки оркестра участники корриды промаршировали по арене в своих пестро расшитых курточках. Затем каждый быстро занял свое место на светлом песке. Вот на арене появляется бык. Его много часов подряд продержали в темном загоне, и теперь, очутившись на залитой ярким светом арене перед бушующей толпой, он замирает, настороженно озираясь. Бодает головой ускользающие мулеты. А вот и лошади — жалкие клячи с завязанными глазами. Просунув ноги в широченные стремена, на них восседают пикадоры. Бык, черный, массивный, опустив голову, поддевает тощую лошаденку на рога и странно медлительно перекидывает ее вместе со всадником через себя. Вся эта сцена разыгрывается совсем близко от Грейдерера, сидящего внизу, в одном из первых рядов. Он видит суровое лицо разряженного пикадора. Слышен хруст и треск, когда бык вонзает рога в бок лошади; Грейдедер видит, как он роется в лошадином брюхе, как вытаскивает залитые кровью и опутанные кишками рога, снова вонзает их лошади в бок, вытаскивает. Черт побери, уважаемый коллега, это вам не салонные керамические безделушки серии «Бой быков»! Возбуждение, охватившее тринадцать тысяч зрителей, передалось и баварскому художнику Андреасу Грейдереру, захлестнуло и его.

Бык, отвлеченный было мулетами пестро разодетых парней, поворачивается к другой лошади, только что появившейся на арене. Всадник пикой вырывает у него кусок мяса и черной кожи. Бык опрокидывает лошадь. Но ее, дрожащую, залитую кровью и экскрементами, принуждают встать и снова гонят быку навстречу. На этот раз бык поддевает ее на рога и рвет на куски. Всадник, прихрамывая, удаляется. Лошадь стонет, ржет, снова пытается подняться, пока человек в красной куртке не приканчивает ее.

Парни с бандерильями, украшенными разноцветными лентами, выстраиваются перед быком. Очень изящные, они, раззадорив быка насмешливыми выкриками, по одному бросаются прямо навстречу его пышущим жаром ноздрям, увертываясь в последний миг, и втыкают ему в тело украшенные лентами бандерильи так, что они остаются там торчать. И оттого, насколько ловко проделывают все это бандерильерос, толпа встречает каждое их движение либо оглушительными рукоплесканиями, либо бешеными неодобрительными криками. Бык, исколотый пестрыми пиками, причиняющими ему боль, истекающий кровью, носится по арене, настигаемый то одним, то другим из своих преследователей. Одного из них ему удается сбить и ранить, но не тяжело.