Успех

— Его сочтут способным, — сухо сказал Гейер. — Я бы посоветовал вам вообще отказаться от дачи показаний. Ведь из того, что Крюгер в ту ночь был у вас, не обязательно следует, что перед этим он не побывал у фрейлейн Гайдер. Обвинение, разумеется, примет версию, что он в ту ночь был также у вас.

Иоганна молчала; на ее всегда совершенно гладком лбу обозначились три вертикальные морщинки. Зигберт Гейер упорно крошил хлеб.

— Сомневаюсь, чтобы ваши показания повлияли на судей и присяжных заседателей. Напротив, они могут произвести отрицательное впечатление, если выяснится, что обвиняемый и с вами был в близких отношениях. Давать на суде такие показания вам будет неприятно, — отчетливо произнес он, снова устремив на нее проницательный взгляд. — Вас будут расспрашивать о подробностях. Советую вам подумать и отказаться от дачи показаний.

— Я хочу дать показания, — упрямо повторила Иоганна, глядя ему прямо в глаза; всякий раз, обращаясь к кому-нибудь, она смотрела собеседнику прямо в глаза.

— Я хочу дать, показания, — повторила она, — я не представляю себе, чтобы…

— Вы, кажется, не первый год живете в этом городе, — нетерпеливо прервал ее Гейер. — И можете с математической точностью рассчитать, какое впечатление произведут ваши показания.

Иоганна сидела перед ним с мрачным видом. Крепко сжатые губы красным пятном выделялись на смуглом, побледневшем лице. Гейер добавил, что и сам Крюгер против того, чтобы она давала показания.

— Ах, это всего лишь красивый жест! — воскликнула Иоганна и вдруг лукаво улыбнулась. — Как бы сильно он чего-нибудь ни желал, вначале он всегда играет в благородство и ломается.

— Конечно, я постараюсь извлечь из ваших показаний максимум возможного, — продолжал Гейер. — А вы смелая женщина, — добавил он со смущенной улыбкой: он не привык делать комплименты. — Вы ясно представляете себе всю неловкость вашего положения при даче показаний? — внезапно повторил он свой вопрос подчеркнуто деловым тоном.

— Да, — ответила Иоганна, сердито фыркнув, — Я это выдержу.

— И все-таки я советую вам отказаться от дачи показаний, — твердо стоял на своем Гейер. — Это все равно ничего не изменит.

В комнату вошла экономка Агнесса, очень худая, высокая женщина, ее коричневато-желтое лицо хранило следы былых лишений и преждевременной старости. Она недружелюбно, с недоверчивым любопытством взглянула черными глазами на молодую, цветущую клиентку, не спеша убрала посуду — дешевые тарелки с синим узором, продукция фабрики «Южногерманская керамика Людвиг Гесрейтер и сын» и сменила скатерть; все это время Гейер и Иоганна молчали.

— Не можете ли вы вспомнить, — спросил Гейер, едва экономка вышла из комнаты, — когда именно в ту ночь Крюгер пришел к вам? Я имею в виду точный час.

Иоганна задумалась.

— Прошло так много времени, — наконец сказала она.

— Это понятно, — сказал Гейер. — Но вот шофер Ратценбергер, например, сумел все же вспомнить точное время. Когда я спросил его, в котором часу господин Крюгер вышел из такси, он ответил, что сразу после двух ночи. Этой подробности не придали никакого значения, но она занесена в протокол.

— Постараюсь все хорошенько припомнить, — неторопливо произнесла Иоганна Крайн. — А если мне, к примеру, удастся вспомнить, что Мартин Крюгер в два часа уже был у меня? — задумчиво спросила она.

— Тогда, по крайней мере, доверие к показаниям шофера было бы сильно подорвано, — быстро ответил Гейер. Он взял в руки газету, развернул ее, и сразу же на глаза ему попался рисунок с лицами присяжных, и всех их заслонило пустое лицо Дельмайера.

— Вероятно, даже тогда шоферу поверят скорее, чем вам, — сказал Гейер, снова тщательно складывая газету. — Тем не менее в этом случае ваши показания имели бы смысл.

— Постараюсь все хорошенько вспомнить, — сказала Иоганна и поднялась. Она стояла перед ним — широкоскулое, ясное лицо, смелые серые глаза, вздернутый нос, волевой рот, — рослая баварка, твердо решившая, пусть даже с опасностью для себя, помочь своему неосмотрительному другу выпутаться из этой нелепой истории.

— И все же, — вновь повторил Гейер, — советую вам отказаться от дачи показании. Особенно если вы так и не сумеете вспомнить точный час.

Иоганна своей широкой, грубоватой рукой пожала узкую, тонкокожую руку Гейера и вышла.

Из окна смежной комнаты ей вслед неотрывно, со жгучим любопытством глядела экономка Агнесса. Ее глаза на коричневато-желтом лице, в обрамлении черных растрепанных волос, были прикованы к Иоганне, которая в кремовом, плотно облегавшем костюме шла по залитой июньским солнцем улице.

Доктор Гейер, жалкий, бесконечно усталый, сидел за столом, на котором в беспорядке валялись газеты. Эта женщина слишком хороша для Крюгера. И несмотря на то, что она баварка, с широким баварским лицом и характерным, тягучим баварским говором, в ней есть сходство с… Но ведь он решил не думать об этом, ни о мальчике, ни о его матери. Она умерла, со всей этой давней историей покончено.