Успех

Пока шум удалявшейся машины был слышен в ночной тишине, Гесрейтер и Катарина продолжали сидеть на террасе. Неторопливо попыхивая сигарой, Гесрейтер обронил, что таким, как Пфаундлер, хорошо: он увлечен своей работой, вокруг него и благодаря ему что-то делается. А чем занят он, Гесрейтер? Раз в две недели наведывается на фабрику, которая и без него работала бы не хуже, и убеждается, что там выпускают все ту же безвкусицу, как и десятки лет тому назад. Его коллекцию мюнхенских антикварных редкостей с таким же успехом мог бы собирать дальше любой другой. Г-жа фон Радольная молча глядела на своего чем-то встревоженного друга, на то, как энергично он загребает руками, на его по-баварски длинные, ухоженные баки. Потом завела граммофон и поставила подряд две его любимые пластинки. Спросила, не хочет ли он вина. Он вежливо поблагодарил, отказался. Сигара погасла, он мрачно засопел. Минут пять они молча сидели рядом. Г-жа фон Радольная подумала, что неразумно двум людям проводить вместе слишком много времени. На днях она уедет в Зальцбург. Оттуда недалеко до Берхтесгадена, а в этом юго-восточном уголке Баварии живут сейчас ее друзья из придворных кругов. Да и с претендентом на престол она охотно повидается: ему — она это знала — нравится ее трезвый взгляд на жизнь, а она тоже очень его ценит.

Наутро, когда она спустилась к завтраку, выяснилось, что Гесрейтер уже успел искупаться в озере и уехал в город на заседание суда. Проезжая по Одеонсплац, он заметил, что Галерея полководцев опять в лесах. Он припомнил, что читал о новых чудищах, которые там собирались установить. И решил в ближайшее же время выпустить несколько керамических образцов по эскизам одного неизвестного молодого художника, которые хотя и не сулили коммерческого успеха, но казались ему весьма стоящими с точки зрения искусства. И прежде всего, скульптурную группу «Бой быков», вызвавшую неудовольствие у господ из фабричной администрации, — они считали ее чудовищной нелепицей.

16

Обнюхивают спальню

Свидетельница Крайн, двадцати четырех лет, баварская подданная, вероисповедания евангелического, родилась в Мюнхене, не замужем. Все время, пока она давала показания, ее слегка загорелое лицо сохраняло напряженное выражение. Она ничуть не пыталась скрыть сильного волнения. Серые глаза под темными ресницами горели решимостью, высокий лоб был гневно нахмурен.

Подсудимый Крюгер смотрел на нее со смешанным чувством. Совсем неплохо, конечно, что в это зловещее средневековое судилище вмешался наконец разумный человек. Но в то же время неприятно было сознавать, что по его вине Иоганна станет объектом дурацких пересудов всей Германии. А ему останется лишь беспомощно наблюдать, как миллионы обывателей будут трепать со имя. Даже если ты и не признаешь устаревших рыцарских предрассудков, все же порядочнее отказаться от такой жертвы. Собственно, он так и сделал. Но сегодня, при ярком свете дня, ему казалось, что он должен был воспрепятствовать этому более решительно.

Он давно не видел Иоганну. И сейчас, когда она в кремовом, хорошо сидевшем на ней платье взволнованно выступила вперед, уверенная в себе, непреклонная, его сердце наполнилось любовью и надеждой. Ее густые, темные волосы были красиво зачесаны над высоким лбом, и вся она казалась ему олицетворением здравого смысла, способного вырвать его из лап тупого мещанского фанатизма.