Успех

Такое же чувство охватило многих сидевших в зале мужчин, когда перед судьями предстала эта разгневанная женщина. Широко раскрытыми глазами, чуть приоткрыв маленький рот, с глуповатым выражением на пухлом лице, глядел на нее элегантный господин Гесрейтер. Стало быть, эта Иоганна Крайн, которой он однажды давал на графологический анализ почерк Катарины — любовница Крюгера. Незаурядная женщина, она понравилась ему еще в тот раз, когда он встретился с ней по поводу анализа. Она нравилась ему и сейчас. Он вспомнил о письмах девицы Гайдер и мысленно сравнил женские достоинства Анны Элизабет Гайдер и Иоганны Крайн. Нет, он не мог понять этого Крюгера, находил его неумным, неотесанным и несимпатичным. Не сводил со свидетельницы настойчивых, светлых глаз из-за толстых стекол очков и доктор Гейер, а его лицо с тонкой кожей то покрывалось краской, то снова бледнело. Волнение Иоганны поколебало его уверенность в успехе, но одновременно он возлагал большие надежды на то, что ее неподдельный гнев произведет сильное впечатление на присяжных. На скамье репортеров возникло движение. Сдержанно-торжествующий тон, каким Гейер потребовал вызова свидетельницы, обещал интересный поворот дела, и теперь главное — как можно полнее использовать в своих репортерских целях ее показания. Рисовальщики старались изо всех сил наиболее эффектно передать характерные черты ее выразительного лица: высокий лоб, вздернутый нос, решительный рот, гневную позу свидетельницы. Какой-то закоренелый скептик объяснял окружающим, что эта стройная особа живет якобы на доходы с графологических анализов. Анализы ей заказывают почти одни только мужчины, и еще неизвестно, только ли за ее профессиональные познания они платят.

В крайне неприятном положении из-за неожиданного вызова новой свидетельницы оказался прокурор. Едва ли на эту разгневанную женщину с твердым и смелым взглядом можно повлиять в духе, угодном баварским властям, вряд ли удастся сбить ее с толку ловко поставленными вопросами, вряд ли он сумеет навязать ей свою точку зрения по поводу виновности обвиняемого. Своей привлекательной внешностью она, очевидно, успела завоевать симпатии зала еще прежде, чем раскрыла рот. К тому же защитник доктор Гейер — в этом ему не откажешь — выбрал удачный с психологической точки зрения момент.

Председательствующий, глава земельного суда доктор Гартль, впервые за все время процесса, забеспокоился. Он несколько раз высморкался, после чего и присяжный Лехнер стал еще чаще вытаскивать из кармана клетчатый носовой платок. А еще г-н Гартль снял судейскую шапочку и вытер пот с лысины, чего раньше, несмотря на жару, ни разу не делал. Неожиданное появление новой свидетельницы внесло некоторые осложнения в процесс, доселе протекавший гладко, но вместе с тем открывало перед честолюбивым председателем суда возможность проявить свои способности в сложной ситуации: не ограничивая прав обвиняемого на защиту, в то же время обеспечить вынесение обвинительного приговора.

Свидетельница Крайн показала следующее: обвиняемый доктор Крюгер — ее друг. «Как это понимать?» Тут уже защита потребовала дальше вести заседание при закрытых дверях. Но поскольку председатель суда именно с помощью многочисленной публики надеялся запугать нежелательную свидетельницу, требование защиты было отклонено. Иоганне Крайн пришлось давать показания публично. — Не хочет ли она этим сказать, что была с обвиняемым в интимных отношениях? — Да. — Итак, что ей известно о событиях той ночи, когда доктор Крюгер был на вечеринке в доме на Виденмайерштрассе? — В ту ночь Крюгер приезжал к ней. — Присяжные, словно по команде вытянув шеи, уставились на свидетельницу. Даже на тупом, массивном лице почтальона Кортези отразилось напряженное внимание, мягкий рот учителя гимназии Фейхтингера, обрамленный черной, пушистой бородой, округлился от удивления, что прокурору было весьма неприятно видеть. Встревоженный произведенной показаниями свидетельницы Крайн сенсацией, прокурор спросил, не помнит ли она точно, в котором часу Крюгер пришел к ней тогда. В зале — ни звука, лишь громкое, прерывистое, напряженное дыхание. Да, четко ответила Иоганна Крайн, она помнит. Было два часа ночи.