Успеть изменить до рассвета

Здесь, в Советском Союзе образца тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, имелась неплохая институция, напрочь отмершая в нашем мире, переполненном цифровыми данными. В центре города и на вокзалах стояли мощные дубовые будки со стеклом и окошечком. Сверху каждой будки надпись: «Мосгорсправка». В них сидят тетеньки, которые за умеренные деньги готовы вам сообщить адрес любого прописанного в городе Москве индивида. Общесоюзной базы данных (рассказывал мне в свое время отец) в СССР не существовало. Но по городам, особенно крупным, они имелись. Горе, конечно, тому, кто, как герой фильма Эльдара Рязанова «Девушка без адреса», ищет в столице Екатерину Иванову. (Фильм этот, кстати, здесь пока не вышел, но в какой‑то газете или журнале я увидел заметку — снимается.)[25] Но у меня‑то, слава богу, не Иванова — Кордубцевы!

Один из киосков «Мосгорсправки» располагался на улице Двадцать Пятого Октября. (У вас там она переименована в Никольскую.) За окошком царила жгучая матрона с прической а‑ля Валентина Серова. Обычно я в свои семнадцать таким тетенькам зело нравился — они испытывали по отношению ко мне материнские чувства. То же самое происходило и в теле моего отца.

Я постучал в окошко и наплел целую историю.

— У меня мама в эвакуации познакомилась с одной семьей из Москвы. Женщина, маленький сыночек, грудной, и сестра его, на пару лет старше. В поезде мы вместе ехали. Я тоже совсем малой был. Так мама моя однажды, когда бомбежка была, поезд остановился, и они в канаве прятались, и меня, и детишек ихних собой прикрывала. Но потом они в областном центре, в Кирове, остались, а нас дальше, в район повезли. Короче, жизнь раскидала — и вот теперь я в Москве, в институт поступил, а мамочка моя просит: ты найди их, попутчиков наших! Привет им передай! Столько перетерпели вместе! Я им, говорит, гостинчик какой‑нибудь вышлю!

До эпохи мексиканских мыльных опер оставалось еще лет тридцать — но беда заключалась в том, что Великая Отечественная здесь всякую семью зацепила, и любой тут мог рассказать историю, по накалу страстей аналогичную моей, а то и хлеще — потому что непридуманней.

Короче говоря, если мой рассказ и тронул сердце справочной дамы, виду она не подала.

— Фамилия‑имя‑отчество, — проскрежетала заведенным порядком, — год рождения.

— Да в том‑то и дело! — воскликнул я. — Ни имени‑отчества ихнего маманя не помнит, ни годов рождения. Зато фамилия такая — очень, очень редкая. Если хоть одна в базе есть, это точно они.

— Напиши, — в окошке появился чернильный карандаш и бланк. Значит, все‑таки пронял я справочную хозяйку, смягчилось ее сердце. Я накорябал: «Кордубцев(а)». И добавил: «Возможно, Мария и Семен».

— Через час зайди, — бросила владычица информации и закрыла окошко.

…Но через час оказалось, что все мои выдумки и ухищрения ровным счетом никуда не привели: среди прописанных в столице людей никаких Кордубцевых не значилось.

* * *

У меня имелся запасной план.

Из моих снов, а главное, из твоих, Варя, реальных следственных действий становилось очевидно, что Кордубцевы привязаны к городу Мытищи. Там проживал сам Елисей, его родители, а также (что важно для меня) бабки‑дедки по обеим линиям и двоюродная бабушка, урожденная Кордубцева, Леди Косоглазка, которая столько тебе нарассказала. Если учитывать, что в мирное время советские люди, привязанные пропиской и каким‑никаким жильем, вели обычно оседлый образ жизни, имелся шанс, что в пятидесятых я смогу отыскать в этом подмосковном городе следы пращуров Елисея.

Это сейчас кажется (да так и обстоит на самом деле), что столичные города‑спутники, все эти Люберцы, Химки, Королевы, Реутовы, Балашихи, начинаются сразу, непосредственно после Москвы, безо всякого промежутка. Совсем не то было в пятьдесят седьмом. Столица формально, да и фактически, заканчивалась непосредственно за кольцевой железной дорогой (той самой, по которой недавно пустили, чтобы разгрузить метро, круговые электрички).

На Ярославском вокзале я взял билет до станции Мытищи.

Мелькнули величественные фасады сталинских жилых домов в моем районе, у станции Маленковская. Интересно, кто там живет сейчас, в моей однокомнатной квартирке на Рижском проезде? Говорят, такие крохотные выделяли тогда обслуге — дворникам, лифтерам. Но вскоре приметы города кончились. Понеслись одноэтажные крыши, заборы, водонапорные колонки, телеги, коровенки. Потом пролетела больница на Яузе — и снова началось село. Наконец прибыли в город Бабушкин с логическим центром в районе станции Лосиноостровская, где опять возникла парочка внушительных сталинских строений. МКАДа пока не существовало, грузовики и экскаваторы только насыпали для Кольцевой дороги грунт. Потом опять замелькали дачные поселки: Тайнинская, Перловская. И наконец появились Мытищи: железный пешеходный мост над путями и старорежимной постройки двухэтажный вокзал.