Устал рождаться и умирать

…Меня тогда перевели в уездный торгово-закупочный кооператив на должность заведующего отделом политической и идеологической работы, и я фактически тоже, можно сказать, пописывал, публиковал небольшие статейки в уездной газете. Их обычно помещали между двумя основными колонками, поэтому я получил прозвище «воевода центрального шва». Мо Яня в то время откомандировали в отдел пропаганды уездного парткома в помощь информационной группе, и хотя прописан он был в деревне, слава о его неуёмных амбициях разнеслась по всему уезду. Он строчил что-то день и ночь, ходил непричёсанный, пропахший табаком. В дождь скидывал с себя одежду и выносил на улицу, чтобы «постиралась», даже стишок про себя сочинил юморной: «Как тут психом не назвать: небесам велю стирать». Моя бывшая жена Хэцзо симпатизировала этому неряхе и всякий раз, когда он заходил, угощала чаем и сигаретами. А наш пёс и мой сын, похоже, не очень его жаловали. Пёс встречал Мо Яня бешеным лаем, гремя цепью. А сын однажды втихаря спустил пса с цепи, тот молнией бросился на пришедшего, а тот — откуда только силы взялись! — как закоренелый ворюга, который взлетает на карнизы и ходит по стенам, вскарабкался на крышу нашей пристройки. Вскоре после моего перехода в кооператив, Хэцзо тоже перевели в кооперативную столовую при вокзале. На работе она жарила хворост, и казалось, от неё всегда пахнет жареным маслом, а в ненастную погоду этот запах ещё усиливался. Я никогда не говорил, что она плохая, никогда не указывал на недостатки. «Ну что во мне не так?» — бросала она в слезах, когда дело дошло до развода. Спрашивал и сын: «Папа, в чём мама перед тобой провинилась?» А мои родители ругались: «Ты ещё не такая большая шишка, сын! Чем тебя Хэцзо не устраивает?» Честили меня и тесть с тёщей: «Ты, Лань Цзефан, скотина синемордая, надуй лучше лужу да на себя полюбуйся!» Многозначительно увещевал и начальник: «Товарищ Цзефан, нужно знать свои достоинства и недостатки!» Да, признавался я, Хэцзо ни в чём не виновата, она мне ровня и даже лучше меня. Но я… я просто не люблю её.

В тот день, когда мать распределяла щенков между детьми, Пан Канмэй, занимавшая тогда пост заместителя орготдела уездного парткома, велела своему водителю сфотографировать всех вместе — родителей, детей и щенков — во дворе усадьбы под абрикосом. С виду полная идиллия, а на самом деле у каждого своё на уме. Этих фотографий много напечатали, они висели на стене в шести домах, а теперь, наверное, и одной не сыщется.

После съёмки Пан Канмэй и Чан Тяньхун предложили поехать с ними на машине. Пока я раздумывал, Хэцзо отказалась, сказав, что хочет остаться на ночь в доме матери. Дождавшись, когда машина Пан Канмэй отъедет подальше, взяла на руки ребёнка и щенка и решительно собралась уходить, не слушая ничьих уговоров. В это время из рук отца вырвалась старая сука. Тёмная тряпка сползла с глаз и болталась у неё на шее этаким чёрным ошейником. Она метнулась прямо к Хэцзо и, прежде чем я успел что-то предпринять, сильно цапнула её справа за зад. Хэцзо вскрикнула и чуть не упала, устояв лишь усилием воли. Но всё равно собралась уходить. К ней подбежала Баофэн со своей санитарной сумкой и стала обрабатывать рану. Цзиньлун отвёл меня в сторону, угостил сигаретой, закурил сам, и нас окутало облачко дыма. Он нахмурился, заткнул одну ноздрю и выпустил струю дыма из другой. Я много раз видел, как он курит, но такое наблюдал впервые. После этого пристально посмотрел мне в глаза и проговорил то ли сочувственно, то ли насмешливо — не разберёшь:

— Что, невмоготу стало?

Я взглянул ему в лицо, посмотрел на двух собак, бегающих друг за другом на улице за воротами, бросил взгляд на широкую площадь, где собирался прокатиться мотоциклист на красном мотоцикле, а на ветхом помосте несколько человек с криками вешали транспарант с иероглифами вкривь и вкось «Зажигательные танцы девушек с юга»:

— Да нет, всё хорошо.

— Ну и славно. Вообще-то неудачно всё сложилось. Тем не менее ты ведёшь себя, считай, благопристойно. Ну а женщины, женщины дело такое… — Большим пальцем левой руки он потёр указательный и средний, а потом двумя руками обрисовал воображаемую чиновничью шапку. — Пока у тебя это есть, их только позови.

Намёк его я почти понял, изо всех сил стараясь не думать о прошлом.

Подошла Баофэн, поддерживая Хэцзо. Сын одной рукой прижимал Четвёрочку, другой тянул Хэцзо за край одежды и, задрав голову, заглядывал ей в лицо. Баофэн передала мне коробочку вакцины против бешенства.

— Вернётесь домой, положи в холодильник, на коробке подробные инструкции. Помни, вакцину обязательно нужно вводить вовремя. Если…

— Спасибо тебе, Баофэн, — поблагодарила Хэцзо, обдав меня ледяным взглядом. — Даже собаки не любят меня.

Собаку с палкой в руках гоняла У Цюсян. Та забилась в конуру и рычала, скаля зубы и сверкая зелёными огоньками глаз.

Под абрикосом стоял уже сильно сгорбившийся Хуан Тун.

— Вы, Лани, никакой родни не признаёте, — тыча пальцем в моих родителей, бушевал он. — Собака, и та своих кусает! Если теперь же не удавите её, спалю её конуру.