Устал рождаться и умирать

— Начальник Лань, — подаренную пачку Мо Янь запихнул в карман, а сигарету вытащил из моей. — Совсем ты, похоже, обюрократился. Барышня Пан Чуньмяо — продавец в детском отделе книжного магазина Синьхуа, в свободное время занимается литературой и искусством, на аккордеоне играет, танец павлина исполнить может, романсы поёт, а ещё публикует эссе в приложении к уездной газете!

— Вот как?! — удивился я. — Какая досада, что ты в книжном магазине!

— А никто и не отрицает, — заявил Мо Янь. — Я ей и говорю: «Пойдём к начальнику Ланю, пусть он тебя на уездную телестудию определит».

— Почтенный Мо, — покраснела она, глядя на меня, — я совсем не это имела в виду…

— Тебе ведь в этом году двадцать исполнилось? — сказал я. — Надо поступать в университет, на факультет искусств.

— Куда мне, что я умею… — потупилась она. — Занимаюсь от нечего делать, экзамены мне не пройти, зайду и от напряжения в обморок грохнусь…

— Не обязательно в университет поступать, — не сдавался Мо Янь. — Те, кто занимается искусством, университетов не кончали — вот я, например!

— Наглеешь ты день ото дня, — хмыкнул я. — Кто сам себя хвалит, в люди не выйдет.

— Про таких, как я, говорят — «превозносит свои способности, открыт душою»!

— Может, Ли Чжэна позвать? — поинтересовался я.

Ли Чжэн — ведущий врач городской психиатрической больницы, мой приятель.

— Ладно, не буду больше, разговор серьёзный, — смирился Мо Янь. — Тут у нас все свои, к начальнику уезда взывать не посмею, обращусь к старшему брату Ланю: ты и вправду позаботился бы о нашей маленькой сестричке.

— Конечно, но ведь есть ещё секретарь Пан — боюсь, я смогу гораздо меньше, чем она.

— В этом-то и особенность сестрёнки Чуньмяо, — сказал Мо Янь. — Старшую сестру никогда ни о чём не просит.

— Хорошо, — кивнул я, — скажи, кандидат в писатели, что ты в последнее время накропал?

Мо Янь принялся трещать без умолку о том, что он сейчас пишет. Я делал вид, что внимательно слушаю, а в голове перебирал всё о семье Пан. Клянусь небом, я и в тот миг не смотрел на неё как на женщину, и долгое время потом. Тогда мне было приятно просто смотреть на неё с ощущением мимолётности бытия. В углу бесшумно вращался напольный вентилятор, нагоняя от неё запах свежести, и на душе была радость.

Но через пару месяцев всё вдруг переменилось. Тоже воскресный день после полудня, тоже жарко, цикад в чинаре за окном уже не слыхать; лишь сороки, стрекоча, прыгают по веткам. Сороки приносят хорошие вести, и их появление стало для меня предзнаменованием счастья. Она пришла одна: болтун Мо Янь с моей помощью отправился в университет на курсы творческих работников, это решало вопрос о его образовании. А когда он вернулся, я помог ему выправить городской паспорт. За это время она приходила ко мне несколько раз, преподнесла коробку хуаншаньского чая «хоукуй».[254] Сказала, что его подарил отцу однополчанин, когда он ездил туристом в горы Хуаншань. Я справился о его здоровье, и она сказала, что ничего, даже в горы забирался без палки. Я выразил глубокое удивление и уважение, в ушах стояло поскрипывание его протеза. Заговаривал с ней и о работе на телевидении, мол, было бы желание, всё очень просто, одно слово — и готово. Не то чтобы моё слово имело такой вес, добавил я, главное — положение твоей старшей сестры. Она тут же стала оправдываться, мол, почтенный Мо Янь глупости говорит, не надо его слушать, я, правда, ничего такого не имела в виду. Заявила, что никуда не пойдёт, останется продавцом в магазине. Мол, когда приходят дети, продаю книги, когда их нет, сама читаю и очень довольна.

Книжный магазин Синьхуа расположен наискосок от уездной управы на другой стороне улицы, не больше двухсот метров по прямой, и когда я каждое утро открываю окно, это старое двухэтажное здание очень хорошо видно. Красная краска на четырёх больших скорописных иероглифах названия облупилась, и издалека они кажутся ножками без ручек. Эта девушка действительно не такая, как другие. Сколько людей ломают головы, как подъехать к Пан Канмэй: какие только низменные способы и влияние не пускают в ход, а она её избегает! Ей ничего не стоит сменить работу на более выгодную и лёгкую, но она этого не делает. Могут ли девушки из подобных семей не иметь карьерных притязаний? Возможно ли, чтобы они довольствовались своей участью? И главный вопрос: если она ни к чему не стремится, зачем тогда раз за разом приходит ко мне? Цветущая молодость — это ведь пора любви. Не то чтобы она красавица и не разряжена как пион, но изумительно свежа, непритязательна как хризантема. Разве мало молодых людей за ней ухаживает? Зачем ей связываться со мной — сорок лет, лицо наполовину синее, далеко не красавец? Не будь у неё старшей сестры, в руках которой и моё продвижение по службе, всё было бы объяснимо; но сестра есть, и ничего объяснить невозможно.