И тут он, вероятно догадавшись, что толкает меня в пропасть, говоря как будто бы очевидные вещи, тем самым вредит мне, возможной убийце, запнулся. Думаю, что в тот момент он больше всего боялся одного – моего гнева! С другой стороны, он, человек, которому я почти призналась в убийстве, все-таки в душе не поверил в это, поэтому и не смог притормозить в своих высказываниях, просто не успел осознать, что для меня после его слов ночной московский воздух наполняется вонью тюремной камеры.
– Можно ключи?
Я отдала Мишину ключи. Он сказал, что вызовет рано утром группу, чтобы обследовали гараж.
Я понимала его – он надеялся найти там следы преступника. Быть может, он допросил бы меня прямо там, возле гаража, но поздний час и усталость всех присутствующих заставили его отложить разговор до утра.
– Вы бы лучше осмотрели квартиру Лизы Воронковой. – Я сказала это скорее от досады, чем руководствуясь здравым смыслом. – У нее и пистолет есть, и розы засохшие повсюду стоят, вы же сами говорили о лепестках в волосах Сережи… И вообще, она шизофреничка, могла и пристрелить в порыве чувств…
– Мы уже делали в ее квартире обыск, отдали пистолет на экспертизу… Поживем – увидим, замешана она в преступлении или нет… – задумчиво проговорил Мишин.
Мы распрощались. Мишин уехал, а Юра проводил меня до дома.
– Юра, я хочу остаться одна, – сказала я.
– Что не так?
– Все.
Он сделал движение, чтобы обнять меня, но я отвернулась, и он понял. Все понял.
– Но здесь же никого нет. И ночь.
– Мы с тобой договаривались. Юра, быть может, ты не понял, что происходит, так я тебе объясню…
– Не надо. Не люблю, когда ты разговариваешь таким тоном. Никого ты не убивала. Это просто нервы.
– Хорошо. Тогда пойдем со мной.
Сбитый с толку, он покорно вошел со мной в подъезд. Консьержка Марина, сорокалетняя одинокая женщина, крепко спала на своем рабочем месте за стеклянной перегородкой. Спина ее была откинута на спинку высокого кресла, чем-то напоминающего трон, голова повернута набок, рот полуоткрыт (видно было даже розовый язык!), а руки с неоконченным вязаньем покоились на столе, рядом со стаканом с остатками чая.
Перед нами был овальный холл, выложенный желтой плиткой. Я задрала голову.
– Если убила я, то тело сбросила бы вниз. Вот сюда. Не думаю, что я заворачивала бы труп в одеяло, как это делают в кино. Просто обмотала бы голову полотенцем, чтобы при падении не было брызг крови. Я не медик, а потому не знаю, были бы они после наступления смерти или нет. Думаю, да, в сосудах-то кровь была.
Я медленно повернула голову. Юра смотрел на меня странным, молчаливым взглядом.
Я говорила шепотом, не желая будить сладко спящую и слегка похрапывающую Марину.
– Давно хотела проверить. – Я подошла к тому месту в самом центре овального пространства пола, куда, по моим подсчетам, должно было упасть тело, достала носовой платочек из сумки, присела и провела пальцем, обернутым платком, вдоль швов между плитками пола.
Поднялась, посмотрела на платок. На нем были красновато-бурые полосы.
– Видишь? Это кровь. – Я с трудом сглотнула слюну, так все пересохло в горле от волнения.
Я убийца! Убийца!
– Но как ты могла это сделать, – Юра шептал мне в самое ухо, – если ты в это время находилась в Улитине?
– А как я докажу всем, что сначала поехала вообще в Ковригино? Кто мне поверит?
– Пойдем отсюда. Она может проснуться в любую минуту… – Юра взял меня за руку, и мы с ним поднялись на один лестничный пролет. – Может, ты пустишь меня к себе?
– Нет-нет… приму снотворное и усну. А ты иди, Юра. Ну и подумай на досуге, нужна ли я тебе…
Он бросился ко мне, но я его оттолкнула.
– Ладно, спокойной ночи, Наташа. И знай – я тебя люблю и всегда буду любить.
Он ушел, я поднялась к себе на шестой этаж (лифтом воспользоваться не рискнула, чтобы не будить Марину), и едва открыла квартиру, как раздался телефонный звонок. Звонил домашний телефон.
– Алло? – напряглась я, в душе боясь только одного – что я услышу голос моего покойного мужа.
– Наташа? Это я. Узнаете меня?
– Александр Борисович? – Я посмотрела на телефон, часы показывали половину первого ночи.
– Я здесь, возле вашего дома. Вы позволите мне подняться к вам?
11
В ожидании Воронкова я спрашивала себя, видел ли мой неожиданный ночной гость Юру, с которым мы прощались возле подъезда моего дома. Догадался ли, что мы с ним – люди не чужие, мягко говоря?
Конечно, половина первого ночи – не самое подходящее время для визита малознакомого мужчины. Но кто сказал, что он не дожидался меня все то время, что мы с Юрой провели в обществе Мишина в моем гараже? Наверняка приехал раньше, справился у консьержки, дома ли я, и когда узнал, что меня нет, вернулся в свою машину и стал дожидаться моего возвращения. Что ж, не самый худший способ узнать больше о женщине. Если она возвращается поздно ночью домой, то есть шанс увидеть, кто же девушку провожает, танцует, любит.
Я оставила дверь полуоткрытой, разулась, с облегчением скинув туфли на каблуках, прошла на кухню и включила чайник.
– Можно? – услышала я и вышла к гостю.