Утешение философией

Каким же образом Бог предзнает это неопределенное будущее? Если допустить, что Он может помыслить, будто должны иметь место в грядущем те вещи и события, которые могут и не быть, Он заблуждается. Но допустить такое не только недостойно, но и дерзко. А если Его предзнание таково, что Он, определяя будущее, предполагает, что нечто может как произойти, так и не произойти, то что же это за знание, которое не содержит в себе ничего твердого и определенного? И чем тогда оно отличается от вызывающего улыбку прорицания Тиресия[163]: «То, что предсказываю, то ли сбудется, то ли нет». Чем божественное Провидение отличалось бы от человеческого мнения, если бы Богу, как и людям, не было бы известно, произойдет ли то, что Он предвидит? Если же Провидение представляет непогрешимейший источник всего сущего, то для него не может быть ничего неопределенного. Но тогда, если божественный ум непреложно предузнает то, что должно произойти, не может быть никакой свободы в человеческих помыслах и деяниях, которые этот ум, все предвидя, оградил бы от ошибок и заблуждений и направил бы в единственно возможное русло. Согласиться с этим утверждением – значит, сделать очевидной тщетность всех человеческих устремлений. Тогда нет смысла в наградах добрым и в наказаниях дурным людям, так как они не заслужены свободным, зависящим от их собственной воли выбором души. И тогда покажется беззаконием то, что теперь считается справедливейшим, – наказание порочных и награды добрым, – ибо людей влечет к пороку или добродетели не собственная воля, но принуждает определенная неизбежность будущего. И пороки, и добродетели были бы не самими собой, а смешением неразличимых по своей сущности поступков. Что может быть кощунственней этого мнения, ибо если все предопределяется Провидением и не зависит от суждения людей, то получается, что и человеческая порочность существует по воле творца всех благ. Следовательно, нет никакого основания ни для надежд, ни для молитв. Зачем надеяться на что-либо или молиться, если все происходящее связано несокрушимой цепью? Исчезнет, таким образом, единственное общение между Богом и людьми, то есть упование на Его милость и молитва, если, конечно, ценой должного смирения мы не оказываемся достойными божественной милости. Ведь молитва – единственное средство, как кажется, с помощью которого люди душой могут общаться с Богом, с этим недоступным светом, соединяясь с Ним еще прежде, чем мы достигнем Его обители. Итак, если признать, что необходимость сокрыта в самом будущем, людям не останется ничего такого, посредством чего они могли бы единиться с высшим началом всего сущего. Из этого с неизбежностью должно будет произойти, что род человеческий, как ты говорила немного раньше, отделившись и отстранившись от своего начала, исчахнет и погибнет.

III. Какая разрывает связь вещейПричина и какое божествоМеж истин двух войну зажгло? УжельЧтоб слиться до конца бы не смоглиСтоль правые в отдельности они?!

Но может, впрямь раздора истин нетИ, обе верные, они хранят союз?Ведь разум в тела темноте слепойНе в состоянье без очей постичьВещей единство, связь всего познать,Хотя всегда стремится человек,Пылая страстью, правды знак найти!

Но знают ли, что знать хотят?Зачем уже известное искать?!Когда ж не знают, то чего ж хотят?!Чего не ведают – зачем оно?!Возможно ль за неведомым идти?Сокрытую от глаза сущность форм

Невеждам не понять, пусть зрима даже им!Кто к разуму небес причастен был,Тот знает единичное и все!Сокрытый в нас не все еще забылНаш разум, – заточенный в членах дух, —Понятье общего [он] удержал.Кто правду ищет, – нелегко ему, —

Он вещи познает, но охватитьИх сущность ведь не сразу всем дано.Но, вспомнив только общее в вещах[164],О формах их подумавши, сольетСокрытое и явное в одноНеразделимо!

IV. Тогда она сказала: