Утесы Бедлама

Я сел на скамью и начал рассматривать семена. Неожиданно я понял, зачем Гарри посадил дома опасное дерево. Он хотел проверить, будут ли расти белые деревья в другом месте. Но оно так и не выросло должным образом: древесина была легкой, но не поднималась в воздух. Это произошло из-за того, что Хелиган находился на уровне моря. Белым деревьям нужны высокие горы. Гималаи.

Кто-то вошел в комнату позади нас. Мужчина – возможно, распорядитель – выглядел так, словно все это время ждал, пока писарь уйдет.

Я встал.

– Я приготовлю кофе, – громко сказал я на случай, если распорядитель говорил по-испански и мог распознать английские слова. – Ты будешь?

– Да, спасибо.

Я взял кофе из своей сумки и незаметно высыпал семена белого дерева в подкладку. Распорядитель разжег печь и принес воды.

Я приготовил кофе за минуту, но этого времени было достаточно. Когда я вернулся, Рафаэля уже не было. Я сел рядом с ним в угасающей надежде, что он очнется, хотя и сомневался в этом. Пока никто не видел, я взял его четки, сам не осознавая зачем.

Я позвал распорядителя, который позвал докторов. Через полчаса один из них пояснил на пугающе приличном испанском, что этот приступ не был коротким.

Без Рафаэля им не нравилось мое присутствие. Я не отходил от сумки на случай, если мне придется бежать, хотя и не представлял, как сбежать из небесного города. Вскоре пришли солдаты, но они не собирались арестовывать меня. Доктор перевел, что они хотели узнать, куда меня отвезти, потому что вероятность моей смерти в ближайшие сутки из-за высоты была огромной. Любого посетителя обычно просили прожить в местных горах хотя бы месяц, прежде чем рисковать большой высотой города.

– Одна из маркайюк сказала, что я не имею права находиться здесь, – медленно произнес я, подтверждая их опасения насчет моей возможной смерти. Чем больше я пытался говорить, тем больше понимал, что они были правы. Мне становилось хуже.

Доктор вздрогнул.

– Верно. Граница закрыта. Но, если честно, отказывать в сопровождении меняющейся маркайюк глупо. Это ненамеренное последствие карантинных правил. К сожалению, многие из наших законов были приняты маркайюк, поэтому… понадобится много времени, чтобы изменить хоть что-то. – Он говорил быстро, не желая критиковать святыни. – Вы помогли Рафаэлю вернуться домой. Думаю, было бы политическим самоубийством утверждать, что вы не имели право делать этого.

Я кивнул и почувствовал, что вот-вот расплачусь. Должно быть, я выглядел не очень хорошо, потому что доктор принес мне чашку горячего шоколада со специями.

Клему понравилось бы здесь. У солдат были выбриты виски, а на руках сияли золотом браслеты. Гораздо позже я увидел, что на них был выбит их ранг. Они были ближайшими родственниками инков, которых я видел в реальной жизни или в книгах, но, сидя рядом с ними, я не испытывал любопытства. Казалось, люди были частью этого места. Я не удивился, заметив, что приказы передавались на веревках с узлами. Что короткие мечи были сделаны из обсидиана, а не стали. Что их доспехи состояли из золотых пластин, которые дрожали с каждым движением. Что они говорили на том древнекечуанском языке, которому Рафаэль научил меня в лесу. Меня охватило очень слабое ощущение везения из-за того, что я увидел их. Казалось, я перенесся в место, в котором Рим не пал и до сих пор жили Цезари, но общие принципы слишком сложно разобрать, когда твоя задача – научиться читать широту на чужой карте.

Мне дали испанскую карту, но она была старой, и я долго искал Арекипу. Как только я нашел город, то откинулся на спинку скамьи и почувствовал себя опустошенным. Доктор отослал солдат, и они ушли. На их лицах было написано странное уважение. У меня мелькнула мысль, что, возможно, здесь это что-то означало – что я прибыл с маркайюк, – но никто ничего не объяснил.

Я оставил для Рафаэля записку со своим адресом, такую же, как когда-то оставил Гарри. Меня охватило отчаяние, потому что я не мог обещать, что к тому времени, как он очнется, Хелигане еще будет существовать. Доктора сказали, что по их лучшим расчетам это произойдет через двадцать один год и шесть месяцев.

Я уехал ночью. Корабль был маленьким, но паруса быстро подхватили ветер, и как только мы оказались над лесом, корабль погрузился во тьму. Я сел на палубу, обвязав себя веревкой, и никто меня не остановил. Я мягко покачивался, иногда перевешиваясь через релинг. Под облаками мелькали огни – возможно, Асангаро. Я выпрямился, но что-то в виде знакомого места отобрало последние силы, и я уронил голову на веревки.