– Ничего, им полезно, – печально усмехнулась Глафира Сергеевна и поделилась переживаниями: – Я давно размышляла об их образе жизни и с Петенькой обсуждала эту проблему. Разбаловали мы их, совсем разбаловали: чуть что, бегут к отцу: спаси, помоги, дай денег, подключи связи. Он все посмеивался, пусть, мол, говорит, вот помрем, тогда и повзрослеют. А куда еще взрослеть? Когда внукам старшим уж скоро тридцать стукнет, а им все родительская сиська нужна. Ну, вот не стало Петеньки… – она резко замолчала, справляясь со слезами, – …и что теперь? Если б Петенька дом мне не отписал, наверняка бы свару сейчас устроили, делить наследство принялись. Испортили мы детей с Петрушей.
– Ну, не все так плохо, бабуль, – успокоил ее Гриша. – Просто, как каждому современному человеку, им не хватает денег, вот они и болтают.
– Нет, Гриша, – очень серьезно возразила она. – Упустили мы с Петенькой детей, что-то сделали неправильно. Баловали, наверное, слишком.
– Ну а как же отец? – спросил он.
– Да, Павлуша, да, – согласилась бабуля, – чистая душа, ученый все же.
– Да и дядь Вася был классный, – подбросил оптимизма Григорий. – Он замечательный мужик был.
– Да, Васенька был светлым человеком, – с тяжелой грустью в голосе сказала она.
– Ну, вот видишь! – порадовался внучок. – А ты «разбаловали»! А Костик?
– И Костик хороший мальчик, – и она протянула руку и погладила его по голове. – И ты, – грустно улыбнулась. – Петенька в тебе души не чаял. Так любил, так любил. Больше всех любил.
– Знаю, бабуль, знаю. – Григорий, перехватив ее руку, поднес ее к губам и поцеловал ладонь. – Я тоже его любил больше всех, – и усмехнулся хитро: – И тебя. Вас с дедом больше всех любил, только ты остальным не говори.
– Не скажу, – вступила с ним в заговор бабуля и устало попросила: – Ты иди. Я отдохну немного.
Григорий тихо вышел из ее комнаты, осторожно прикрыв за собой двери, и прислушался к шуму, доносившемуся сюда из гостиной, где все еще жарко обсуждали родственники несколько своеобразное завещание деда.
Все эти дни Григорий старался находиться возле бабули, ради чего и перебрался на время в усадьбу. Тетка Валя лично провела обследование свекрови, взяла у нее все анализы и назначила укрепляющее лечение. Глафира Сергеевна ничего, молодцом, старалась держаться, только первые три дня после гибели мужа совсем слабенькая была, но на похороны взбодрилась, а сегодня вон выдержала оглашение воли деда, да еще такую отповедь родным дала.
А Григория одолевали нелегкие мысли. Помимо основной: кто и за что убил деда, более прозаичные: что ему пора уезжать, а бабулю оставлять не хотелось, почему-то тревожно за нее было, но он успокаивал себя мыслями, что бабушка не одна, вся семья с ней, да и отец с мамой обещали, что будут как можно чаще проводить с ней время.
Пора ехать, пора. Вот девять дней пройдут, и поедет.
А на девятины произошло то, что изменило всю его жизнь.
И его изменило. Совсем.
Поминальные мероприятия устроили в НИИ и в усадьбе. С самого утра в дом потянулись люди – соседи по поселку, потом ученики Петра Акимовича, коллеги по академии, друзья, знакомые – люди приходили, выпивали, поминая, закусывали и уходили, уезжали, а им на смену шли еще новые. В пять вечера Глафира Сергеевна обратилась к гостям:
– Мы благодарим вас всех за то, что пришли помянуть Петеньку, но извините, нам бы хотелось остаться тесным семейным кругом и помянуть его еще раз семьей.
Гости быстро попрощались, и первый раз за много лет двери дома были закрыты в середине дня летом. Стол «освежили», накрыв легкой закуской заново, разлили в рюмки и бокалы водку, наливку и вино. Бабуля тяжело поднялась с места, держа рюмочку в руке.
– Вечная память тебе, любимый мой Петенька, – сказала она без слез. – Вечная память и Царствие Небесное. Я знаю, ты меня там дождешься, и мы снова будем вместе, – выпила полную рюмку и села на место.
– Вечная память, – вразнобой повторили родные, выпили.
И теперь уже не спеша, не на бегу, встречая и провожая бесконечный поток посетителей, а неторопливо и спокойно закусили.
– И все же, – вдруг заговорила Марина. – Кто же убил деда? И почему?
– Я знаю кто, – громким, четким голосом заявила Алевтина Петровна, посмотрела в упор на Григория, помолчала и с нажимом объявила: – Гриша и убил.
– Ты что, обалдела, Аля? – возмутился, оторопев от такого обвинения сына, Павел Петрович.
– Это точно он, Паша, как ни прискорбно об этом говорить, – с сочувствием посмотрела на брата она. – Даже следователи сказали, что кроме него ни у кого не было такой возможности и никто бы не смог. Только он. Он и убил.
– Ты что несешь?! – гневно крикнула Глафира Сергеевна и хлопнула ладонью по столу.