Утоли мои печали

– Иди, иди, – забирая у него телефон, довольно напутствовала внука бабушка. – У вас дело молодое, а мы, старики, в картишки порубимся.

Марьяна встречала его на ступеньках веранды своего дома, одетая в интересное платье: нечто этническое, Григорий в этом ни фига не разбирался, но то, что в наряде присутствуют древнерусские мотивы, не сомневался, к тому же она казалась в нем загадочной, строгой и почему-то недоступной, как мерцающая греза.

– Привет, – поздоровалась она и, отступив, пригласила, поддержав приглашение жестом руки: – Проходи.

Первое, что бросилось в глаза Григорию, когда он вошел в дом, это его фотоработы, в таких же рамках, как и в усадьбе, развешанные по стенам большой просторной прихожей. Он даже оторопел слегка – вот уж чего не ожидал, так такого. На это, что ли, бабушка намекала, обещая, что он удивится.

– Тебе нравятся мои фотографии? – спросил он, неосознанно слегка напрягаясь, как любой нормальный человек, ожидающий оценки своего дела.

– Ну, конечно, нравятся. Иначе я бы не развешивала их по стенам, – улыбнулась Марьяна и объяснила: – Я обратила внимание, что Глафира Сергеевна частенько просматривает твои снимки, вот и предложила однажды распечатать те кадры, которые ей особо нравятся, и развесить. А она так обрадовалась, вдохновилась. И мы просидели неделю, наверное, отбирая снимки. А потом перекинули их на мой ноутбук, он помощней, я сходила в студию и распечатала. И для себя тоже, – и пролила елей на его нервы: – У тебя совершенно потрясающие снимки, места удивительнейшей красоты, и снял ты их гениально, прямо чувствуется энергия природы и настроение самого фотографа. Вот эта, например, – она указала на одну из фотографий на стене.

– Это Сахалин, – посмотрел он на работу.

– Да, я знаю, – кивнула она и позвала дальше: – Идем в комнату. Ты не удивляйся, но мне многое о тебе известно: основная тема жизни и интересов Глафиры Сергеевны – это ты.

– Понятно, – кивнул Вершинин. – Разведка все доносит… – и вдруг на полуслове позабыл фразу, не договорив, увидев, что находится в комнате, и спросил с большим интересом: – Это что такое?

– А это и есть та самая мануфактура, как ее называет твоя бабушка, – весело пояснила Марьяна. – Ткацкие станки. Вот этот, – она подошла и положила ладошку на большой деревянный агрегат, – для тканей более грубой выделки из льна, шерсти, грубого хлопка, иногда и конопли для посконного полотна. Кросны, так в старину называли ткацкий станок. У меня он большой, традиционно же пользуются более компактным. Он полностью сделан по древним образцам и в точности такой, какой использовали многие века и тысячелетия на Руси. А этот, – она подошла ко второму станку, более современного вида, – этот для тканей из тонких нитей, шелка, хлопка, батиста, и он уже современный. Вот этот маленький, – она взяла со стола, что стоял у окна, небольшой переносной ручной станок, – на этом тку традиционные русские пояса и тесьму, которой отделывается вся одежда. И не только она. А вот этот станочек, – она показала еще один странного вида небольшой станок, – использую для ткачества бисером.

– О-бал-деть! – высказал свои чувства потрясенный Вершинин. – Так ты что, ткачиха, что ли?

– Совершенно верно, – кивнула она. – Ткачиха. Но не только, – и она указала рукой на широкий и длинный стол, рядом с которым стояла, на швейную машинку и сложенные на одном углу стопкой лекала на картонках и какие-то мелочи-фурнитуру в большой коробке, разделенной на ячейки разного размера. – Иногда и шить приходится, когда сама делаю какой-нибудь наряд.

– И что именно ты производишь? Ну то, что ткани, это понятно, какие, я имею в виду? – любопытствовал необычайно Вершинин, всегда оставаясь в первую очередь исследователем.

– Разные. Вот смотри, – подошла она к большому станку и вытянула с вала, расположенного внизу станка, кусок накрученной на него уже сотканной ткани, – сейчас я работаю над интересным полотном по специальному заказу с определенным рисунком, нарочито грубое переплетение шерсти и льна, для театральных костюмов. Очень интересная работа, мне нравится. А вот это, – она вернулась к столу и взяла с него тонкую ткань нежно-кремового цвета, – это шелк, – и протянула Григорию. – Кстати, – вдруг вспомнила Марьяна, – ты же инженер великий! Посмотри, может, разберешься. У меня на малом станке стала проскакивать педаль, не переставляя бердо. Не все время, а так нет-нет и не срабатывает. Надо бы мастера вызывать, да это такая морока надолго. В общем и целом я в устройстве своих средств производства разбираюсь и могу, если надо, кое-что починить, но только самое элементарное. А тут не знаю, что бы это могло быть, а ковыряться наугад не хочу.

– Ну, показывай свою шайтан-машину! – улыбнулся ей Григорий.

И чуть ли не потер руки от удовольствия, первым порывом которого было естественное желание посмотреть устройство агрегатов поподробней – ну, вот натура такова, что мимо любого механизма мы не проходим – стопоримся и разбираемся, что за «штучка» и как работает.

Они оба опустились на коленки и засунули головы под станок.