Утопающий во грехе

— Я выкапывал не трупы, я выкапывал тела. Приходил ночью, заранее присмотрев могилу, делал подкоп, стамеской слегка отдирал доски, выносил тело и потом его сушил — обкладывал мешочками соды и соли. Ну и еще кое-какими веществами. Я их называл вакциной…

— Где вы это делали? В каком помещении?

— Не в помещении, а в овраге за кладбищем. Я выкопал яму, постелил там полиэтилен… сверху маскировал ветками…

— Как у вас возникли первые идеи на сей счет?

— Дело в том, что я специалист по кельтологии, изучая кельтскую культуру, я узнал, что друиды общались с духами умерших… Они приходили на могилу и спали на ней… Я решил тоже попробовать. Сначала я стал спать на могилах детей, которые мне понравились, и ко мне мне стали приходить духи умерших… Это длилось несколько лет. А потом я понял, что тела надо сохранить, раз духи их живы.

— Это происходило круглый год?

— Нет, духи являются только в теплое время года, в холодное время и сам на могиле не уснешь… Вот и поэтому я стал их сушить и приносить домой под видом кукол. Перед этим изучил теорию, технологию мумификации по всем доступным книгам, древнеегипетскую письменность. Специально ездил в Москву с тем, чтобы постичь технику мумификации в разных условиях…

— Как вы доставляли эксгумированных домой?

— Пешком, в большом рюкзаке. Чтобы окружающие ничего не подумали, маскировал еще саженцами, чтобы люди думали, что я садовод.

— Вы понимали, что это было незаконно?

— Да, понимал… Но когда-то и генетика была вне закона. А сейчас запрещено клонирование.

— Говорят, что вы хотели иметь ребенка?

— Да, я очень хотел, но…

— А что вы делали с так называемыми куклами дома?

— Я с ними общался. У нас было сообщество. Был лидер и антилидер, соответственно… У нас была иерархия, свой собственный язык, у нас были, свои песни, свои праздники… У нас был свой, как говорится, внутренний мир. Нам было хорошо вместе.

— А ваши родители? Как они к ним относились?

— Они почти ничего этого не видели, я запретил им входить в мою комнату. Они, правда, жаловались на запах, но я сказал, что это мне нужно для научных экспериментов. А остальных людей я в этот мир не пускал. А потом родители вообще уехали на дачу и мы остались одни. Я обращался с ними нежно, ласково, вежливо, даже матом не ругался, поскольку при детях нельзя. Тем более это были девочки. Иногда я их рассаживал, у них были просверлены дырочки для глаз, и включал им мультики, детские песенки… Я им сам пел песни…

— Какие?

— Обычные детские песни. Потом в некоторые из тел я встроил музыкальные механизмы, и они тоже как бы пели… После этого мы с ними ели, вернее, ел я, им же просто предлагал еду, как это положено в кельтской традиции. После этого я работал за компьютером, я с ними общался. Я вообще имею такую привычку, когда никого нет, проговаривать все мысли вслух. Я говорил все что есть вслух. Задавал какие-то вопросы, сам отвечал на эти вопросы.

— У вас есть опыт общения с живыми детьми?

— Да, я же занимался в свое время репетиторством. Поймите, наконец, я считал, что они живые, просто временно мертвые…

— А что вы дальше планировали делать с трупами?

— Да не трупы, а тела. Для меня они были тела… Если честно, у меня были любимые дети. Я любимых детей планировал оставить дома в любом случае. А тех, которые мне меньше нравились, я планировал вывезти в гараж, и чтобы они жили там в гараже…

— А если кто-то вам совсем не нравился?

— Я его опять относил на кладбище и закапывал в его же собственную могилу.

Прокурор Драч молча слушал Томилина и только головой качал. Наконец сказал:

— Думал, что уже все повидал, ничем меня уже не удивишь, и вот на тебе…

Томилин только кивнул. Его самого расследование дела Калугина временами ввергало в состоянии прострации и подавленности. А Бандерас жаловался, что ему теперь плохо становится, когда слышит песенку про день рождения. Правда, Томилин ему не очень верил, потому как знал, что Бандераса в этой жизни ничем не проймешь.

— Ну и что делать с такими? А, Томилин? Что с такими делать прикажешь? По закону?

Томилин пожал плечами.

— По результатам судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы у Калугина обнаружены признаки психического расстройства, — доложил он. — Они лишали его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий. Согласно выводам комиссии экспертов, он нуждается в применении принудительных мер медицинского характера. Его психическое расстройство связано с опасностью для него и других лиц… Но деяния, которые он совершил, относятся к небольшой тяжести.

— Небольшой тяжести, — усмехнулся Драч. — Ты хочешь сказать, что его деяния могут быть квалифицированы лишь как надругательство над телами умерших, повреждение и осквернение мест захоронения. И по закону в таком случае не предусмотрено лишение свободы… Я тут с тобой не очень согласен.

— Это если лицо не представляет опасности по своему психическому состоянию…