Утопающий во грехе

— Может следовать, — поднял палец Бандерас, — может следовать, что преступник от души залил краской именно ту могилу, ради которой пришел, а остальные уже так — мазнул, уходя… То ли со злости, то ли, чтобы скрыть, какое надгробие интересовало его прежде всего…

— Верно. И если это так, то нужно ему было именно надгробие Царнадзе Григория Шалвовича…

— И возникает вопрос — почему?

— Правильный вопрос — вот ответ на него и будем искать.

Бандерас привычно ухмыльнулся:

— Неужели вместе?

— Каждый на своем месте, — пробурчал Томилин. — Этот Царнадзе умер десять лет назад… Кому сегодня вдруг понадобилось ему мстить?

— Вот об этом ты и спроси мадам Самохину, — засмеялся Бандерас. — Давай, Томилин, действуй. Биллинг-шмиллинг… Куй, пока горячо.

Хитрец Бандерас уже собирался исчезнуть, но занудливый Томилин его притормозил:

— Эй, а как же насчет махнуть не глядя?.. Давай рассказывай, что там у тебя есть, темнила.

— Забыл, — нагло заявил Бандерас и хлопнул себя по лбу. — Просто из головы вылетело! Ну, ладно, Томилин, помни мою доброту… Опер, Томилин, не должен быть брезглив, и потому я не постеснялся и заглянул в мусорный бак тут неподалеку… И посмотри, что я там нашел.

Бандерас жестом фокусника вытащил из кармана что-то аккуратно завернутое в пластиковый пакет.

— И что это?

— А это, господин следователь, баллончик с черной краской, из которого, я уверен, надгробия поливали…

— Ух ты!

— Вот именно — ух ты! А на баллончике вполне могут быть пальчики… Но и это не все. Там стикер прилеплен, так что по маркировке можно установить, в каком магазине баллончик был куплен… Сечешь? Это тебе не биллинги изучать!

— Да отстань ты с этими биллингами, — отмахнулся Томилин. — А вот баллончик этот надо как вещдок к делу приобщить. И делать это необходимо в точном соответствии с нашим уголовно-процессуальным законодательством. Ты вот лучше теперь об этом подумай.

«А про себя подумал: проблема тут есть… Сообщать в штаб про добытую информацию или попробовать самим покопаться? Информация-то горячая, вполне может вывести на след преступника…»

Бандерас, похоже, видел его насквозь.

— Слышь, Томилин, я тебя услышал, но ты в штаб-то пока не беги с радостными донесениями. Давай сначала сами покопаемся, а там видно будет. Лады? Ну, тогда я помчал…

Наследников Царнадзе Бандерас вычислил быстро. Оказалось, у покойного был единственный сын, Царнадзе Платон Григорьевич, и работал он в местном издательстве главным редактором.

Платон Григорьевич оказался немолодым уже лысым мужчиной с тонким клювообразным носом и невидимыми губами.

— Нет, вы представляете, залить надгробие отца, который никому никогда в жизни зла не сделал! Только добро!

— А кем он был по профессии? — вежливо поинтересовался Бандерас.

— Строителем! Дома людям строил!

— Каменщиком, что ли?

— Почему каменщиком? Главным инженером треста.

— Большой человек.

— Хороший! Хороший человек! Когда хоронили, столько народу собралось… А теперь вот надгробие испоганили, новое надо делать.

— А что — отмыть нельзя?

— Не получается. Мрамор оказался очень пористый, краска глубоко впиталась…

— В общем, я так понимаю, у вас никаких подозрений на сей счет нет?

— Какие подозрения? Десять лет прошло. Перед этим он семь лет пенсионером был. Никому не мешал, никого не трогал…

— Понятно. А вот такой момент… деликатный. Он же захоронен на грузинском участке кладбища… Может, были какие-то угрозы на национальной почве?

— Нет, ничего такого не было. Да из нас с отцом грузины те еще. Сто лет в России живем, какие из нас грузины!

— Понятно, — протянул Бандерас.

Видимо, в его голосе прозвучало разочарование, которое заметил Царнадзе.

— Извините, что помочь не могу. Знаете, если кому-то из Царнадзе мстить будут, так это не отцу, а мне.

— Вам-то за что? У вас вроде дело тихое, мирное, да и не больно-то богатое…

— Все так, только вы не знаете, что такое автор! Особенно автор, вбивший себе в голову, что его труд спасет весь мир! Что человечество пропадет, если я его не напечатаю… А я не могу все подряд печатать. Нам же прибыль нужна, мне сотрудникам платить надо. Да разве этим маньякам что объяснишь!

— Ну уж прямо и маньякам!

— Именно что! Как маньяки, ничего, кроме своих опусов не видят, а меня готовы просто уничтожить… Вон на днях этот сдвинутый на эпитафиях Калугин сказал мне тут, что я губитель особой культуры и мне придется за это ответить!..

Бандерас замер.

— Это тот Калугин, который по кладбищам специалист?

— Ну да, некрополист.

— Значит, вы отказались печатать его книгу, и он вам угрожал?

— Ну да, только… — Царнадзе замялся, — понимаете, я не думаю, что он способен на что-то такое. Он упертый, конечно, на своих пристрастиях, но тихий, весь в себе…

— Ну да, весь в себе, — задумчиво повторил Бандерас.

— И потом, для него кладбище — место святое. Что-нибудь там испоганить он просто не может. Уверен. Нет, только не он.