Утраченные звезды

Обстановка в зале была не чинная, но приветливая, уважительная, как к гостям: умели работники кафе и для своих сотрудников на обеденный час создать атмосферу отвлечения от суетной нервной работы, хоть часовую психологическую разрядку, похожую на духовный отдых, а физический отдых при этом приходит сам собою, без намеренного настроя. Оно, конечно, не заметно, но не намеренный настрой на отдых тоже сбавляет напряжение у человека, и эти минуты становятся драгоценными для здоровья. Люди как-то исподволь убедились, что отдых эффективнее тогда, когда он проходит спокойно, вместе с естественным дыханием, словно сам по себе, не отмеченным чем-то заданным, отпущенным и отмерянным. Тогда и 20–30 минут хватает для восстановления сил, или, по крайней мере, для возвращения их в русло упорядоченного трудового течения.

Так думала Галина Сидоровна, обобщив свой опыт руководства трудовым коллективом, пусть небольшим, но специфическим, которого поминутно дергают и изматывают приходящие и меняющиеся люди, сами того не желающие и в свою очередь приносящие продавцам свою измотанность жизнью, от которой им некуда деться. И хотелось бы куда-то сбежать, где-то укрыться от такой тяжкой беспутной жизни простого человека, но некуда — везде одно и то же. Вот люди вроде бы и заслоняются от всего беспутства нападением на других, а ближе всех на пути невзгод жизни — продавцы, вот на них и вытряхивается всё из наежившейся человеческой души, к которой стало больно прикасаться.

Все это очень хорошо поняла Галина Сидоровна и всеми своими силами старалась смягчить взаимоотношения между людьми и в первую очередь между своими сотрудниками, только так она понимала работников магазина — сотрудники. А свою директорскую роль она сводила к тому, чтобы как можно мягче настроить в коллективе сотрудничество, добиваясь его гармонического лада.

Войдя в зал кафе вместе со всеми, Галина Сидоровна широким взглядом молниеносно окинула столы и порядок на них, по привычке чуть приостановилась у двери, сложила руки на груди, подтолкнув грудь кверху, и, довольная, пошла к своему столу, тронула ладонями искусственные кудряшки на голове и с хорошим чувством от удовлетворения порядком в кафе села за стол, но к делу не приступала, поджидая, пока не подошел и не сел Петр Агеевич. Он всегда входил в зал последним, как бы выполняя роль охранника. И тотчас по залу пошел общий приглушенный гул голосов.

В это время нежданно вошел Левашов со стороны кухни, и все на него обернулись. Появление его было как неожиданное, так и жданное. Он должен был вернуться с земли, хотя и российской, но опаленной войной. И его возвращение приносило что-то неизвестное и весьма отдаленное, собравшее тайны загадочной войны, затеянной людьми, живущими по своим тайнам от миллионов российских людей.

Его ждали с тех пор, как уехала к нему жена Людмила Георгиевна, но появление его в кафе в обеденный перерыв из боковой двери было похоже на то, словно он с неба спрыгнул. Он шагнул из двери довольно бойко, как всегда было при работе, и тут же нерешительно остановился, будто от внутреннего толчка: а ждут ли его здесь?

И действительно, к нему все обернулись дружно, как по сигналу, но смотрели молча, с некоторым недоумением и растерянностью от нежданного явления. Это обоюдное замешательство длилось всего какую-то минуту, но было всеми замечено. И Левашов, как виновник этого замешательства, и разрядил его. Он громко и весело, радостным голосом сказал:

— Здравствуйте!.. — и вознамеренно бодро добавил: — дорогие друзья! — и то, что он добавил, было тотчас понято, что он вернулся из дальнего и чужеродного края к своим, родным людям, которые его примут, как близкого друга. И все ему дружно, хором ответили:

— Здравствуй, Николай Минеевич! С приездом, с возвращением к нам!

С этими словами к нему первой подскочила Галина Сидоровна, сначала пожала ему руку, потом обняла за плечи, как мать, и поцеловала в чистую щеку. Тем временем его обступили поднявшиеся от столов все присутствующие в зале и даже вышли из кухни работники кафе. Выделился из общей толпы, конечно, Петр Агеевич, который крепко его обнял и минуту подержал его у своей груди. И все поняли его порыв и оценили как дружескую благодарность. А Левашов в свою очередь обнял его, и это была дружеская признательность. Наблюдавшие за ними женщины увидели, что между мужчинами тоже бывают свои объяснения, но молчаливые, закрепляемые крепкими, дружественными объятиями, а может, братскими объятиями.

Галина Сидоровна взяла Левашова за руку повела к своему столу, посадила его на свободный стул, напротив Золотарева, и села на свое место, улыбаясь, сказала:

— Вот так мы и будем сидеть — вы по сторонам, а я между вами, как под защитой наших общих рыцарей, — и еще пуще рассмеялась, а ее довольное выражение на лице и многозначительная интонация были свидетельством добропорядочных обещаний, на что оба мужчины рассчитывали и к чему в тайне друг от друга примерялись.