Утраченные звезды

— Тебе мое спасибо, Николай Минеевич, за то, что пристроил меня к делу, а то до сих пор шатался бы в поисках работы. На предприятиях продолжается сокращение. Теперь, видно, нам с безработицей так и век жить.

— Да, очевидно, так и будет при капитализме… — задумчиво произнес Левашов, что-то вспоминая. — Впрочем, не видел ты, друг мой, безработицы, — грустно, с обидой за кого-то добавил.

— Дальше пойдем в твою мастерскую, — предложил Петр и повел Левашова в угол под лестницей. — Смотри: все на месте, как у тебя было, и в таком же порядке, как у тебя было, все на твоем же месте, — продолжал Петр, разводя руки над верстаком и указывая на полки. — Я только вот тут ящик поставил для своего запаса запчастей и для кое-чего иного, думаю, тебе это не помешает?

— Ну, что за вопрос?

— Я и второй ключ сделал, если не возражаешь?

— Считай, Петр Агеевич, что расселились в каптерке вдвоем, — сказал о своем согласии Николай Минеевич.

— Но ты вроде как недоволен, Минеевич, таким моим самоподселением?

— Что ты, Петр Агеевич! Напротив, вдвоем и спорее будет от взаимопомощи и поддержки, так сказать, вдвоем в одной упряжке.

— Ну, тогда посидим, и ты расскажешь, что там, в Чечне, что было с сыном, и как ты его нашел? — заинтересованно и сочувствующе спросил Петр, присаживаясь на стул, который для себя он занес из кладовой.

Левашов помолчал и раз, и два взглянул на Петра Агеевича, и его глаза наполнились большой печалью. Печаль его была темной и настолько глубокой, что казалось, она истекала из самой его истомившейся, истерзавшейся в боли души. Петр Агеевич заметил и понял его темную, засевшую в груди печаль, дрогнул сердцем и укорил себя за свою неосторожность. Тут же заметил под ярким светом большой лампочки, побелевшие на его голове пряди волос, и глубокие складки морщин, опустившиеся от крыльев носа к краям рта, и острую, будто стариковскую бороду, и морщинистые, синеватые полукружья под глазами — и все это освещалось печалью глаз. Петр не успел извиниться за причиненную боль, как Левашов заговорил тихим печальным голосом душевно надорвавшегося человека:

— Все оказалось, Петр Агеевич, очень, очень сложно и даже в некотором роде опасно. Я бы сам не только в Чечне, но здесь, в России, и следов сына не нашел. Мы с тобой проходили действительную службу в армии. Мог ты тогда допустить такую мысль, чтобы Министерство обороны не могло найти твоего следа по службе в армии. В наше с тобой время в Советской Армии портянка бесследно не пропадала, а чтобы автомат или винтовка из роты исчезали — это было чрезвычайное происшествие, и на его разбор поднимался весь личный состав части. В свое время мы не слышали таких слов, как коррупция, криминал, дедовщина, не знали, что эти слова означают, и к чему они применяются. А нынче этого от военных я наслушался.

Николай Минеевич помолчал, глядя через дверной проем в солнечный, пустынный и тихий двор. Бесцветные губы его были сжаты, и все лицо было отмечено глубокой печалью, которую он пронес через всю страну, чтобы долго не расставаться с нею.

И не скоро он сможет расстаться с мыслью о сыне, о потрясенной его душе. Отец не перестанет думать о том, за какое наказание это потрясение сын будет носить в себе? И не обернет ли сын это потрясение на свою жизнь и на жизнь своих родителей? И вообще, в каком нравственном образе сын предстанет перед людьми после всего пережитого?

Вот о чем должны теперь думать родители, обращаясь к сыну, и искать благотворительные меры для отвращения его от перенесенных кошмаров. А государство, повергнувшее его в кошмар, тут же забыло о нем, и общество будет ставить ему в вину то, что он должен был сделать в Чечне. А государство вроде как бы и не ответственно за грехи своих граждан, за исполнение наставлений государства.

Тяжело Николаю Минеевичу с таким государством, да и всем простым трудовым людям тяжело от такого государства, в котором его чиновники строят государственную политику под себя, по морали личной выгоды, по принципам коррупционной конкуренции — кто ловчее и больше.

Николай Минеевич тяжело вздохнул своим мыслям, а может, по своей жизни вздохнул и снова заговорил:

— Если бы не мой зять, в недавнем прошлом военный, а потом и его товарищ, этот еще служит под Москвою, уроженец Чечни и чем-то известный на всю Чечню, хотя живет в Москве и близкий человек к Минобороны, — не найти было бы сына. Нашли мы его в тайном скрытом положении раба на строительстве новых военных укреплений на дагестанской земле. Это говорит о том, что чеченцы и те, кто к ним понаехали из мусульман, готовят новую войну. Мой зять и его товарищ по своим наблюдениям предсказывают, что чеченцы не замирились и не сложили свое оружие, готовят новую войну с Россией.