Утраченные звезды

— Вот видишь, что могло бы произойти, потеряй я бдительность, а вино и приводит к потере бдительности… Так и во всем. Порядки такие пошли в жизни общества, что все позволено творить с правилами, законами, принятыми нормами, с человеком в отдельности и с народом в целом. Так и дошло дело до гибельного разора, нищеты и голода для трудового человека. Стало быть, надо нам самим, трудовым людям, не позволять себе падать в это бесчеловечное положение, поберечь и себя и других от того растления, которое на нас обрушили власти и их пособники.

— Да хватить тебе, Петр Агеевич, все о том же, — умоляющим тоном проговорила Анастасия. — Я ведь не зла тебе хотела, а в самом деле усладить по-хорошему, по-женски.

Но Петр не мог позволить столкнуть себя со своей жизненной позиции. С добрым ли намерением, или с развратным завлечением Анастасия пыталась его соблазнить предложением своего разжиревшего тела, от этого подлость не меняет своего характера. Петр взглянул на нее с выражением нравственного превосходства и с сарказмом ответил:

— Я уже сказал о своем отношении к такой твоей усладе, а еще добавлю к тому, чем ты меня оскорбила: ты покусилась использовать меня как богатая хозяйка бедного своего работника, а я — бедняк вовсе независимый, имею свою гордость, А тебе, Анастасия Кирьяновна, скажу напрямую: с твоими замашками опасно становиться такой богатой, чтобы в полном смысле обернуться хозяйкой — купчихой, иметь в содержании бедных работников и со всей купеческой силой мордовать их для собственной услады.

— Ну, знаешь ли, Петр Агеевич, воспитывать меня — воспитывай, да знай меру, — озлившись, резко, со вскриком произнесла Анастасия. — Во-первых, я в твоем воспитании не нуждаюсь, а во-вторых, негоже женскую доброту к тебе поворачивать во зло. Купчихой я себя пока во сне не вижу, Ну, а коли жизнь так повернется, то, что ж, и купчихой стану, — и громко с показным удовольствием засмеялась, — а тебя в работники возьму.

За этими ее словами Петр вдруг представил всю грязь и нечисть купеческого господства таких представителей, как Анастасия, над рабочими людьми и с омерзением подумал: Грязная помойная лоханка, в которой только и могут отстаиваться отходы и отбросы капиталистического общества и отравлять трудовых людей ядовитым духом буржуазного разложения, — а вслух он с непререкаемой убежденностью сказал:

— Нет уж, благодарствую, в работники к купчихам я не пойду, хотя бы потому, что прекрасней и прелестней женщины, как моя жена, я не представляю, и я не позволю со своей стороны нанести даже малейшего оскорбления ее благородству и чести, чтобы она не утратила в моих глазах своей целомудренной прелести.

— О, какие восхваления жене! — воскликнула Анастасия, но гримаса зависти и злости исказила ее жирное лицо. Должно быть, мысль, что ей никто и никогда не говорил и не скажет таких прекрасных и благородных слов, какие сказал о своей жене Петр, заставила ее сердце съежиться оттого, что есть, оказывается, в жизни простых людей такие ценности, которые недосягаемы для многих типов, мнящих себя исключительностями, и эти исключительности боятся простых людей именно за их недосягаемость…

Остаток пути они проехали молча, но с ощущением какой-то черты, которая их разделила, а потом и далеко развела друг от друга, и было им странно чувствовать, как самые незамысловатые, до грубости простые вопросы порождают между людьми неприязненное отчуждение.

Во дворе Анастасия попросила Петра занести мешки с сахаром в кладовую, встроенную в сарае, и, проворно вскочив в кузов машины, стала подставлять мешки к двери фургона. Петр брал мешки на плечо и относил в кладовую и складывал их один к одному, как указала хозяйка.

Наблюдая за Анастасией, Петр отметил, что Анастасия ловко, по-мужски подтаскивала мешки к двери и с легкостью металась по кузову, без хитрости показывая неженскую физическую силу и сноровку.

Когда мешки были снесены, и Анастасия приготовилась спрыгнуть с машины, Петр подал ей руку и сказал:

— Ну вот, дело сделано… А на мои слова в дороге ты не обижайся, Анастасия Кирьяновна, — правда, она ведь всегда с горечью… Я выразил свои мысли по-простому, по-рабочему, из своих убеждений.

Он смотрел на нее весело, дружественно. Она приняла его слова серьезно, что отразилось на ее лице расположением к нему. Потом с уверенностью в голосе и во взгляде сказала:

— Я не обижаюсь на тебя, Петр Агеевич, все было правильно сказано. Пока я подавала тебе мешки, я еще раз быстро все переварила в своей голове, и в заключение выскажу мысль от многих людей: такие рабочие от заводских цехов, как ты, только и спасут нас всех от погибели. Спасибо тебе! — и подала ему руку для закрепления своего признания.

Расстались они по-хорошему. Хозяйка сполна рассчиталась с Петром Агеевичем, вручила ему две сотенные и с большой настойчивостью заставила взять в подарок килограмм десять сахару.

Письмо президенту