Утраченный дневник Гете

Петровича этого Шварц, когда приходила в прошлый раз, видела только со спины. Она тогда разговаривала с Пашкой, а Петрович в это время гудел дрелью в ванной: что-то там устанавливал. Она знала, что Петрович работает охранником в «Стройматериалах», да еще Пашка говорил, что человек он хороший и плитку кладет аккуратно. В общем, Пашка его себе в помощь взял, когда с ней на ремонт договорился. А ей какая разница!

Сейчас она его впервые рассмотрела. Похоже, Петрович ее ровесник — то есть под семьдесят. Но еще крепкий, поджарый. Большие залысины, волосы светло-пегие, прямые, а на лице обращают на себя внимание резкие вертикальные морщины от носа к углам губ. Сигарету держит между указательным и средним пальцами, довольно изящно. Причем Леля уже когда-то видела это характерное лицо — резкое, медальное, с глубокими вертикальными морщинами… Ну, может, в транспорте где-нибудь пересекались или в магазине.

— Пашку арестовали? — спросила она.

Петрович поднял глаза, посмотрел внимательно:

— Задержали пока. Но, скорее всего, арестуют. Не вернется Пашка сегодня. — Глаза его под нависшими бровями оказались неожиданно острыми. Маленькие такие буравчики просверлили Елену Семеновну. И она вспомнила, при каких обстоятельствах видела эти буравчики раньше.

— Вы Потапов? — спросила она. — Вы участковым служили на Краснофлотской? — И почему-то заволновалась; быстро подстелив газету, уселась на стоящую рядом табуретку.

— Ну да, Елена Семеновна! Наконец-то узнали. Опять мы с вами при нехороших обстоятельствах встретились.

— Вы меня помните?! — удивилась Леля.

— Да как же такую храбрую даму не запомнить?! — усмехнулся участковый.

Уже почти пять лет прошло. Тогда Елена Семеновна вместе с Машей, Юркиной женой, попала в переплет… Потапов вовремя появился. Он в то время участковым был в том районе, на Краснофлотской. Надо ж, всю жизнь в полиции, а только до участкового и дослужился. Без образования, конечно. Но он тогда дельным Елене Семеновне показался.

— Я уж пятый год на пенсии. В тот год и ушел. Охранником теперь в «Стройматериалах» работаю, — продолжал между тем Потапов.

— А почему за ремонт взялись? Не хватает пенсии?

— Дочке хочу помочь. Если точнее — внучке. Внучке квартиру надо покупать, она в Москве осталась после университета.

Он произнес «дочке´», с ударением на последнем слоге.

— Вас ведь, кажется, Порфирием Петровичем зовут? — опять спросила Елена Семеновна. — Какое редкое имя!

— По деду так нарекли. Дед мой был Порфирий Порфирьевич. Редкое, да. Поэтому зовут больше по отчеству — Петрович просто.

— Порфирий Петрович, — обратилась к нему Елена Семеновна, и он улыбнулся. — Вы, как человек с опытом работы в полиции, что думаете по поводу Пашкиного ареста? Я за него беспокоюсь: знаю его немного и не могу поверить, что он убил. Его ведь здесь допрашивали, при вас?

Потапов потушил сигарету в стоящем на столе блюдечке. На нем еще лежали остатки бутерброда в небольшой лужице пролитого чая: видимо, перед приходом полиции Петрович с Пашкой завтракали и кто-то чай пролил. «Ладно, бог с ним», — подумала Елена Семеновна, отводя взгляд. Хотя ей не нравился беспорядок в ее собственной кухне.

Вероятно, она все же слегка поморщилась, потому что в глазах-буравчиках отразилась насмешка. Да он ее дразнит! Или изучает реакцию? Ох, загадочный какой-то этот Петрович, хотя и простецкий…

— Против него много всего накопилось, — сказал наконец Потапов. — Во-первых, на месте убийства бейсболка его. И сам он признал, и я эту бейсболку помню: на козырьке метка — клей чуть-чуть присох, он в ней обои клеил. Я ему еще отмывать помогал. Его бейсболка, точно. Он утверждает, будто потерял ее. Во-вторых, алиби отсутствует: сюда он пришел сегодня поздно, после десяти. Я утром без него начал. Пришел взбаламученный, что тоже против него, и рассказал, что с утра ходил смотреть полученную в наследство квартиру — то есть неподалеку от места убийства находился и без свидетелей, была возможность убить. Вот с мотивом слабее. Погибшая его подозревала в убийстве учительницы — и это в полиции считают мотивом. Оно бы так и было, если б могли доказать, что учительницу он убил. Однако с учительницей там совсем непонятно. Надо насчет того преступления разобраться, тогда и с Пашкой прояснится.

— Порфирий Петрович, миленький, а вы-то верите, что Пашка убил? Вы ж тоже с ним знакомы…

Петрович погрустнел, спрятал свои буравчики под нависшими веками:

— Верю — не верю… Похоже — не похоже… Умная женщина, а такими бабскими категориями рассуждаете. Тут доказывать надо. Надо понять и доказать. При чем здесь «верю», это ж не церковь… — Он замолчал и опять поглядел на нее внимательно, изучающе.

Молчание затянулось. Елена Семеновна тоже выдерживала паузу: ждала. Наконец Потапов добавил:

— Тут вот какая зацепка. Когда Пашка сегодня пришел, мы стали с ним чай пить, и он мне рассказал, что без него побывал кто-то в той квартире, у учительницы: рылся кто-то в ее вещах…

— Это не сегодня! — перебила Елена Семеновна. — Это когда убили Соню, все в ее квартире перерыли.