Утраченный дневник Гете

— Никому! — ответил Порфирий Петрович. Потом сказал, что дома у него есть дела, и ушел. А женщины еще долго обсуждали находку. Зачем был вырван титульный лист? Неужели это сделал убийца? И при чем здесь вообще Гете? Что за дракон? Конечно, если говорить о деньгах (а ведь грабители за ценностями всегда гоняются), это, спрятанное, может оказаться каким-то чуть ли не прижизненным изданием… не станет же грабитель такую жуткую охоту с убийствами вести за обычной книжкой… Думали и о содержании дарственной надписи. Или надпись такая странная, потому что у Елизаветы Григорьевны уже не очень было хорошо с головой, когда писала, или же, наоборот, она что-то в этой записи зашифровала. Да так, что Софья Дмитриевна жизнь прожила, не поняв. Если это намек, то, скорее всего, в той башне крепостной стены, где Аргунова жила, она спрятала нечто ценное. Сохранившихся башен в смоленской стене восемнадцать — неужели все осматривать?! А в какой она жила, вот в чем вопрос! Аргуновская-то знала, конечно… Как жаль, что Тане не показала!

Долго ломали голову, Таня и забыла, что ей домой пора.

А потом позвонил Пашка!

— Таня, я дома, — сказал он.

Глава двадцать шестая

Порфирий Путято ведет повторное расследование. Осень 1917-го

Весной 1917-го Порфирию Порфирьевичу исполнилось тридцать лет. Он — уже в третьем поколении семьи Путято — занимал место следователя в Петербургском полицейском ведомстве. И отец, и дед Порфирия до особо больших чинов не дослужились, однако репутацию все Путято в ведомстве имели хорошую.

Начался 1917 год беспорядками. В Петербурге неспокойно было. Матросня бесчинствовала, даже на полицейских нападали. Чем-то все это кончится?! Порфирий Порфирьевич, как обычно, вел порученные дела, ходил в присутствие. В самом начале августа ему передали дело о произошедшем три года назад убийстве начальника Смоленской почтово-телеграфной конторы Штальберга — пересмотреть в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, в соответствии с поступившим заявлением.

Дело было сложное и интересное. Едва начав им заниматься, Порфирий ахнул. Владимир Федорович Львов, один из основных свидетелей, состоял в Петербургской охранке. В 1913-м, после провала здесь, в Петербурге, его отправили в Смоленск, от греха подальше. Тогда Львов исполнял роль провокатора в кружке левых эсеров, соратники по кружку его разоблачили, но его успели перевести — из Петербурга он просто исчез, избежав таким образом полного разоблачения. Конечно, три года назад эти данные были недоступны, смоленская полиция о подобном и догадываться не могла. Теперь, когда правительство сменилось, когда настало время свобод, Петербургская охранка легко выдала следователю Порфирию Путято документы на провокатора Львова.