— У Варварских ворот? — переспросил архиерей спросонок. — Туда воинская команда послана.
— Перебили вашу команду, — в сердцах сказал Бантыш. — Прибежал человек, сказывал — на Кремль идут… В набат ударили. Надо поскорее выбираться отсюда!
Амвросий поднялся с постели, надел подрясник, натянул сапоги.
— Бежать не стану! — сказал он. — Коли явятся, я с крестом на крыльцо выйду, в полном облачении, с иконами моими…
Он распахнул дверь. В узеньком сводчатом коридоре теснились перепуганные монахи.
— Ужели, братие, убоимся неистовства черни? — воскликнул Амвросий. — Пусть только посмеют осквернить богохульники обитель нашу, воинство Христово одним явлением своим повергнет их в прах.
Монахи молчали. Преосвященный с тревогой обвел их взором.
— Владыко! — сказал архимандрит Епифаний. — Народ озверел и в исступлении своем не внемлет даже гласу пастырей. Смутьяны внушили народу, что архиерей Амвросий наслал мор на Москву. Толпа только и вопит: «Смерть Амвросию!..» Торопитесь же! Они совсем близко!
Снаружи доносился еще отдаленный, но уже явственный многоголосый рев.
Амвросий прислонился к стене, закрыл глаза.
— Пусть будет так! — сказал он. — Поеду в Донской монастырь…
Схватив архиерея за руку, Бантыш-Каменский побежал к черной лестнице. Монахи во главе с Епифанием устремились в монастырскую церковь.
А толпа, ворвавшаяся через Спасские ворота, уже неслась по Кремлю. Пламя факелов металось на ветру, освещая исступленные лица, топоры, ломы, колья, дубины.
Ворота монастыря были заперты.
— Отворяй! — заорал Василий Андреев.
— Отворя-а-ай!.. — поддержали сотни голосов.
Степан Аникин изо всей мочи ударил по воротам кузнечным молотом. За ним стали колотить другие чем попало. Не прошло и десяти минут, как тяжелые ворота затрещали и рухнули. Людской поток хлынул в пролом, разлился по церквам, дворикам, лесенкам, коридорам, залам древней обители…
Между тем Бантыш-Каменский, успевший укрыть Амвросия в своем доме, переодел его в простенький серый кафтан и приказал слуге побыстрее заложить ветхую кибитку. Толпа уже ломилась в монастырские ворота, когда кибитка незаметно выехала через Боровицкие ворота на Волхонку.
— В Донской монастырь! — приказал Бантыш вознице.
— Погоди! — остановил Амвросий. — Опасно, пожалуй… Давеча я при монахах про Донской упомянул, а ну как выдадут?.. Жадны они, себялюбивы, на них положиться нельзя.
— Тогда к Еропкину, на Остоженку!
— Что ты! — замотал головой преосвященный. — Уж туда-то перво-наперво ринутся. Ведь он ныне главный! Поедем-ка лучше к Собакину, сенатору. Там надежнее.
В сенаторском особняке окна были наглухо закрыты деревянными ставнями. Пришлось долго стучаться. Наконец дверь приоткрылась.
— Кто такие? — окликнул невидимый страж.
Бантыш-Каменский ответил:
— Доложи барину, что пожаловал сам владыка Амвросий.
— Никого не велено пускать!
— Зови сюда барина! — крикнул Бантыш.
— Нетути их, в деревню выехали.
— Врешь, скотина! — загремел архиерей. — Дома он, я знаю… Зови тотчас же, а коли спит, буди! Беги, говорю, не то завтра всыплют тебе полсотни горячих, осел!
Перепуганный швейцар впустил непрошеных гостей и побежал наверх. Несколько минут спустя на лестнице появился хозяин дома, в шлафроке и ночном колпаке. За ним следовали слуги с зажженными канделябрами. Амвросий пошел навстречу, подняв руку для привычного благословения.
— Что случилось, владыко? — спросил Собакин, торопливо приложившись к архиереевой руке.
Амвросий коротко рассказал.
— Поспешил под гостеприимный кров ваш, — добавил он. — Надеюсь, укроете на время. Ведь бесноваться злодеям недолго…
Собакин развел руками.
— Ваше преосвященство! — сказал он жалобно. — Подумайте сами: вдруг узнают, что вы здесь? Тогда мне несдобровать… Я бы рад, верьте слову, ваше преосвященство, да права не имею подвергать опасности семейство мое. Простите, владыко, но… Не могу!
Амвросий поглядел на него с презрением.
— Будь ты проклят, окаянный! — воскликнул он. — Анафема тебе!
И, круто повернувшись, вышел из дома. Бантыш-Каменский последовал за ним. Дверь подъезда захлопнулась, послышался стук задвигаемого засова.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул архиерей. — Придется ехать в Донской.
…Толпа бушевала в Кремле. Первым делом ворвались в архиерейские покои. Там не было ни души. Обшарили все шкафы, клети, искали под кроватями, за киотом… Несколько человек кинулось в церковь, откуда доносилось пение. Монахи распростерлись на каменных плитах, перед алтарем горели свечи. Архимандрит Епифаний с дьяконом служили всенощную.
Вбежавшие остановились, сняли шапки. Монахи в испуге поднимались, теснились к алтарю. Пение на клиросе оборвалось.
Архимандрит обернулся.
— Чего вам надобно? — спросил он.
— Амвросий где? — крикнул Василий Андреев.
— Нет здесь владыки, — ответил Епифаний. — Уехал из обители еще после обеда, а куда — нам неведомо.
— Спрятали вы его! Лучше сами выдайте, не то худо будет!
— Нет здесь владыки, вот крест святой! — Архимандрит осенил себя широким крестным знамением. — Идите с миром, не мешайте службе господней.
Степан Аникин потянул Андреева за рукав.
— Пойдем, Василий, — шепнул он. — Чего тут!
Они вышли.