— Ладно! — сказал Андреев. — Поставим на паперти караул, пусть никого из церкви не выпускают. Не век же будут они поклоны бить. К утру авось выйдут, мы и дознаемся, куда злодея укрыли…
Народ все прибывал и прибывал.
Из Замоскворечья, с Таганки, Сретенки, Пресни, Тверской, из окраинных слобод валили к кремлевским воротам фабричные, дворовые, отставные солдаты, ямщики, разносчики, странники, целовальники, безместные дьячки.
На Ивановской площади пылали костры. Из разбитых окон Чудова монастыря швыряли наружу одежду, меха, посуду, перины, дорогую мебель.
Кто-то вспомнил, что в монастырских подвалах купцы хранят свои вина. Толпа хлынула в погреба, стала выкатывать тяжелые бочки, выбивать втулки и днища…
Степан Аникин с Василием Андреевым присели у костра.
К ним подошло еще несколько человек: целовальник Иван Дмитриев, дворовые люди Алексей Леонтьев и Федор Деянов.
— Неладно! — покачал головой Аникин. — Грабеж пошел… Разгул… Вишь, вон винище хлещут!.. Разве для того сюда явились?
— А для чего же? — усмехнулся целовальник.
— Да ведь нам что надобно? — возразил Аникин. — Амвросия захватить и прочих. И до тех пор не выдавать, покуда царица народу московскому облегчение не даст.
— «Облегчение»! — передразнил Дмитриев. — Как же, дожидайся! Облегчат тебя батогами по хребту… Нет уж, пусть потешатся людишки за муки свои. Пусть вина доброго попробуют, порадуются. А поутру пойдем Амвросия искать!
Аникин покачал головой:
— Перепьются, а потом Еропкин нас, как лисица кур, передушит.
— Не так-то легко, — возразил Василий Андреев. — У него и войска-то нет. Но все же надобно повсюду дозоры выставить.
Он направился к толпе, бурлившей у стен монастыря. Аникин, Леонтьев, Дмитриев пошли следом. Эти люди уже успели стать главарями. Произошло это незаметно, само собой. Никто не выбирал их, немногие знали их по именам… Так бывает почти всегда в подобных случаях. Когда возмущение вспыхивает вдруг, никем не руководимое, тотчас же появляются люди, способные лучше и яснее других выразить словами то, что смутно ощущает толпа, и направить ее действия к определенной цели…
Не прошло и получаса, как у всех ворот стояли караулы. Было приказано: никого из господ в Кремль не впускать, а при появлении солдат немедля поднимать тревогу.
…Каржавинская карета миновала Серпуховскую заставу. У шлагбаума не было стражи, окраинные улицы опустели. Набат смолк, но зарево вдали ширилось.
— Уж не бунт ли? — сказал Каржавин. — И, кажется, не на шутку… Ну, да утро вечера мудренее. Поедемте, сударь, ко мне на Арбат, там заночуем, а завтра увидим, что и как. Живу одиноко, бобылем, но, полагаю, неудобств не испытаете.
— Извольте! — согласился Ерменев.
Карета покатилась вниз по Полянке. Подъехав к Москве-реке, они увидели Кремль, озаренный заревом костров. Густая черная людская масса копошилась на его площадях.
— Не хотите ли поглядеть, что там происходит? — спросил Каржавин.
— О да! — откликнулся Ерменев.
Каржавин приказал кучеру:
— От Ленивки свернешь вправо, к кремлевским воротам.
— Что ты, барин! — испугался кучер. — Нешто не видишь?
— Поезжай, поезжай! — повторил Каржавин и шепнул художнику: — Может, и не стоит соваться к черту в пасть, но уж очень любопытно. Хуже всего однообразие. Нынче, завтра — все те же обязанности, лица, разговоры, улицы, мелкие делишки. Словно не живешь, а повинность отбываешь! А случится что-нибудь необычное, сразу веселеешь… Волнение такое дух захватывает!.. Знакомо вам это?
На лице его появилось какое-то новое выражение — лукавое, задорное, почти детское.
— Знакомо, — ответил художник, глядя на него с улыбкой. — Разумеется, знакомо!..
Близ Боровицких ворот путь им преградили какие-то люди.
— Куда? — Один из дозорных осветил лучиной окно кареты.
Каржавин открыл дверцу.
— Мы московские жители, — объяснил он. — Воротились из деревни… Видим, огни в Кремле, народ собрался, вот и заехали по дороге, узнать, в чем тут дело.
— В Кремль нет проезда. Поворачивай! — распорядился дозорный.
— Погоди! — остановил его другой. — Давай-ка доставим их к нашим: пусть разберутся.
— И то верно! — одобрил первый.
— Зачем же, братцы! — воскликнул Каржавин. — Мы в дела ваши не думаем вступаться. Коли нельзя, так нельзя!
— Нечего тут! — крикнул дозорный.
Взобравшись на козлы, он уселся рядом с кучером, выхватил у него вожжи. Карета въехала в ворота, отовсюду к ней навстречу бежали люди, свистя и улюлюкая.
У костра, вокруг которого сидели главари, дозорный осадил лошадей.
— Вишь, гости незваные пожаловали! — сообщил он. — Я их до места и проводил. А как с ними обойтись, дело ваше.
Спрыгнув на землю, он спросил:
— Нет ли горяченького? Больно зябко под воротами караулить…
Аникин подал ковш, наполненный вином. Тот выпил залпом, крякнул, отер бороду.
Андреев скомандовал:
— А ну-ка выходи!
Каржавин с Ерменевым повиновались, кучер тоже слез с облучка.
— Из деревни едем. Домой, — повторил Каржавин. — Ненароком сюда попали.
— Ненароком? — недоверчиво переспросил Андреев. — Помещики будете?
— Нет! Служим по письменной части.
Андреев оборотился к своим: